Словно угадав его мысли, боярышня улыбнулась и пальчиком указала на Хасана:
– Вот он пусть тебе все и объяснит, ясновельможный пан! Его ты, как-никак, знаешь… – она чуть отступила, осторожно пытаясь отнять свою руку, но он сжал ее еще крепче, боясь потерять. Она засмеялась: – Буде тебе! Не цепляйся, как маленький, я не сбегу.
Юрий покраснел и неохотно разжал руку.
– Прости, прекрасная госпожа! То я не с умыслом себе позволил… от сонной одури не разобрался. – Он глянул на Хасана и, притворяясь недовольным, нахмурился: – Чего тут у тебя приключилось, говори! Отчего полна горница людей?
– Людей не вижу, господин! – дерзко ответил татарин, покосившись на женщин. – То боярин Вельяминов, Петр Афанасьич, гостинцев тебе прислал, да справиться о здоровье велел. А за отсутствием сынов, кои нынче вне дома пребывают, заботу сию дщери своей поручил. Боле ничего не приключилось…
Юрий, почти онемевший от негодования, не верил своим ушам – нет, но каков наглец?!
– Так сейчас приключится! – пообещал он и, схватив со столика тяжелую глиняную миску, с наслаждением метнул ею в голову Хасана. – Почему язык распускаешь в присутствии дамы, хамово отродье?! Людей не видишь – ослеп?! А женщины, по-твоему, не люди?! Да они во сто крат лучше и прекраснее любого мужчины! Понял, ты, басурманская рожа?! Я твоих татарских замашек возле себя не потерплю!
Пролетев возле самой головы обнаглевшего басурмана, тяжелая миска с грохотом разбилась у ног перепуганной кормилицы, никому не причинив вреда; зато впечатление от этой непонятной, но тем более лестной вспышки гнева было огромным. Глаза девушки засияли благодарностью, Хасан поглядел на него как на умалишенного, а мамка застыла с открытым ртом, дивясь столь неслыханным речам.
Катя лукаво улыбнулась и с шутливой грацией поклонилась Юрию.
– Благодарствуйте за красивые речи и доброе мнение о нас, женщинах. Недаром молва о тебе идет, пан Георг, как об истинно галантном кавалере! А вот Петра Хасаныча напрасно изобидел. Его понять можно. Наши мужчины к тиранству склонны, женщину ценят мало, так с чего бы ему – да еще татарину – быть иным?
– Обидеть меня не так просто! – усмехнулся Хасан. – Я сам по себе… хочу – служу, захочу – потеряюсь, как ветер в степи. Ты еще недужен, господин, да и обычаев наших не знаешь, а потому правду боярышня молвила – на меня осерчал зря.
Юрий вспыхнул от раздражения. Не хватало еще, чтобы какой-то хам поучал его в присутствии дамы.
– Не