Эта лишенная оснований претензия была с явным скепсисом встречена даже самими герменевтиками. Д. Кампер, например, пишет, что если теория Маркса была критикой действительности и воспринимала противоречия последней как повод к практической деятельности по ее изменению, то «критическая теория» Хабермаса под влиянием герменевтики движется к тому, чтобы превратиться в орудие компенсаторного снятия барьеров «понимания». Герменевтика стремится сделаться разоблачением «идеологий», используя свое «искусство понимания» для восстановления «коммуникативной компетенции». Тем самым устанавливается теоретический горизонт практики – «интерпретация и коммуникация ученых становится трансцендентальным условием человеческого слова и дела»[40].
Полемизируя с Хабермасом, Гадамер обвинил – и вполне основательно – представителей «критической теории» в открыто инструменталистском отношении к теоретизированию. Любая теория – элементы марксизма, фрейдовский психоанализ, герменевтика и другие – адаптируются критицистом для целей рефлексии. Ни одна теория не принимается всерьез и не интерпретируется ради нее самой, как того требует герменевтика. Вместе с тем Гадамер подчеркнул, что в методологическом плане между герменевтикой критической школы и его собственной герменевтической философией нет принципиальной несогласуемости.
И в самом деле, «радикализация» герменевтики путем соединения ее с «критической теорией» и включения ее тем самым в более широкую концепцию социально-исторического мира не устраняет основных пороков философской герменевтики. Сохраняется, в частности, методологическая дихотомия естественных и гуманитарных наук. Хабермас, предлагая в одном случае лингвистически-психоаналитическую «метапсихологию», в другом – «теорию коммуникативной компетентности» в качестве рамки герменевтической интерпретации, обосновывает противопоставление этих наук методологическими соображениями и различиями в «логической форме»[41]. Но, как замечает Т. Дукман, такое противопоставление прямо вытекает из рассуждений Хабермаса о сущности «природы» как того, что противостоит «истории». Оно связано также со странным, по меньшей мере, предположением, что естественные науки основываются на технологическом, в сущности капиталистическом «праксисе», в то время как «критическая» социальная теория ориентируется