Изящная морда кобылы без стеснения обнюхивала горлышко сосуда.
Терзаемую душу Ли укрыло приливом нежности, прогнав прочь мрачные мысли.
– Только на донышке, и больше не проси. Вон: бери и пойдём, – женщина мыском сапога поддела стоявшую у ног корзину с фруктами так, что та закачалась. – Лучше б яблоки клянчила, – не дожидаясь Хайят, она направилась к собравшейся компании.
День прошёл без эксцессов, в благостной атмосфере, пусть мужчины иногда и обменивались странными взглядами. Потом же Леонардо ушёл, оставив на губах Ли поцелуй, а в руках дочери – сладость из мёда и орехов. Вроде все были довольны, но Рихард ещё долго смотрел на место, где некромант рассыпался на чёрные клубы: знал, что тот не изменяет своим привычкам без причины.
* * *
Неурочный визит Леонардо и странные посиделки на поляне поселили в душе Ли смуту. Как бы искусно ни пытались мужчины создать благостную атмосферу, выходило не слишком удачно. Ни для внимательного наблюдающего, ни тем более для моалгрена. Двух моалгренов. Ли не могла не заметить напыления растерянности на радости дочери от присутствия сразу обоих её любимых магов. Чувствовала она и едва заметное, тщательно скрываемое напряжение Рихарда. И, конечно же, надежды получить объяснение оказались напрасными.
Внезапный внутренний порыв выгнал женщину из хижины. Потом – с поляны. Перенёс её к любимому уголку леса, где решительно вытолкнул из одежды. К счастью, хоть зверем и правило раздражение, на сей раз желание сомкнуть челюсти на ком-то живом и трепещущем не разорвало связь человеческого сознания с реальностью, да и само желание поугасло после стремительной пробежки вдоль одного из берегов лесного озера и обратно.
Однако Ли не спешила сбрасывать звериную шкуру. Учитель после второй, безуспешной, попытки запереть малопривлекательную сторону моалгрена, стал мягко настаивать на примирении с ней, уверял, что научиться жить в гармонии с собой и уметь контролировать неприятные порывы разумнее, нежели снова и снова прятаться за зачарованными медальонами, особенно когда проку от них с крохотный орешек.
Вероятно, Учитель был прав, как всегда, – ей придётся принять и свои неприглядные черты, и своё имя, за которым скрывалась не облагороженная человеческим воспитанием сущность. Возможно, со временем, ей даже удастся вылепить из упрямой, неподдающейся обучению части себя нечто приемлемое. Ну а пока…
На высоком, обрывистом берегу, растянувшись на густом хвойном ковре, моалгрен провожал солнце на покой. Последние лучи догорающего дня ласкали тело теплом, переливались на чешуйках сводчатых пальцев, пробегали по изогнутым остриям когтей и вместе с ними зарывались в природное покрывало. Внизу с тихим плеском накатывали на берег неторопливые волны.
Вокруг же кипела жизнь: лесные работяги-муравьи спешили домой с припасами; просыпались докучливые комары, со звоном вливались в многоголосый птичий