«Много ты в этом понимаешь, соплячка!» – подумал я, но сказал другое.
– А у тебя есть друг?
– Все сложно, ты не поймешь…
– Почему ты так думаешь? Я же тоже был подростком!
– И что ты оттуда помнишь? Как вы строем с флагом под барабан ходили?
– И вовсе даже не только это!
– Ну да! Моя бести недавно познакомилась с парнем, и теперь за ним бегает то в робототехнический, то на занятия по информатики, то в английский разговорный клуб. А мы, между прочим, поклялись, что всем этим лошфаром заниматься не будем. Я ей об этом напомнила, а она говорит, что… Ничего не говорит. Вообще мессаги не читает уже три часа.
– И что тебе мешает тоже ходить на робототехнику?
– Да это же лошфар, папа!
– Это что-то вроде зашквара?
– Ну… типа того, только так уже никто не говорит.
– Хорошо. Но почему робототехника – лошфар?
– Потому что тогда Хильда будет ржать. И ее миньоны вместе с ней.
– И что?
– И то! Потому что все за ней повторяют.
– А подруга твоя почему не боится?
– Пааап!
– Потому что у нее этот… как его… краш?
– Да говорю же, что ничего ты не понимаешь! И краш уже тоже никто не говорит!
– Ну отчего же, кое-что понимаю, – сказал я. – Ведь я все-таки целый директор, хоть и не очень большой. У вас в классе есть некая Хильда. Это, что ли, Рита Хиляева, да? Она устроила у вас моду на то, что круто быть неграмотными неучами. Вы все ведетесь, потому что она будет ржать. Верно?
– Здоров, Кирка! – на плечо опустилась тяжелая рука. – Любаня, ты уже езжай на свой курорт, мы тут без тебя управимся!
– Такси должно скоро приехать, – мать нетерпеливо махнула рукой и облокотилась на край кухонной тумбы. – Значит, путевка и медицинская справка на тумбочке, на средней полке в холодильнике я там тебе собрала пакет с собой. Пирожки, булочки и немного конфет… Положишь в рюкзак, рюкзак в шкафу в коридоре. Так… Что еще забыла? Вожатым скажи, что тебе нельзя много физических нагрузок, а то они не всегда в справку заглядывают. Помнишь, да? Если будет нехорошо, сразу иди в медпункт! Сразу! Не тяни! Ты понял меня?
– Понял, – буркнул я.
– Ох… Прямо сердце не на месте, на все лето же в лагерь, а ты раньше никогда там не был… – лицо матери стало страдальчески-озабоченным, она положила руку на левую часть груди, как бы проверяя, на месте ли у нее сердце.
– Люба, миллионы детей ездят в пионерские лагеря каждое лето, и никто там пока что не умер! – незнакомый мужчина вышел наконец из-за моей спины, и я смог его нормально рассмотреть. Он был не очень высоким, может совсем чуть-чуть выше, чем я. На таких же вьющихся как у меня волосах – белая летняя кепка. Одет он был в какую-то убийственно-синтетическую голубую майку-поло и летние светлые брюки.
– У всех миллионы, а у меня один! – заявила мать. – И я знаю, что у него