– Ты поэтому уволился с базы?
– Да, – вздохнул Бойков. – Сначала вообще не мог общаться с людьми и тем более видеть чужие проблемы, но так ведь и одичать можно. А здесь, в горах, получается забыть о себе. Надо думать о других, и на свое горе просто не остается времени. Аля очень похожа на мою Кристинку. Такие же глаза, косички, смеется так же, – добавил он, помолчав. – Только… ей было семнадцать.
– Мне очень жаль, – тихо сказала Ирина и, потянувшись, коснулась его руки. Георгий мягко сжал ее тонкие пальцы, замерзшие после долгой возни в ручье, и с грустью улыбнулся.
– Не бери в голову. И прошлым жить не надо. У каждого есть что-то такое, что нужно просто пропустить через себя. Боль делает нас сильнее, но чтобы справиться с ней, совсем другая сила нужна.
– Как же ты справился?
– Сам не знаю, – Бойков со вздохом уронил голову на скрещенные руки. – Просто однажды понял, что нет ничего хорошего в том, чтобы спиться с горя или похоронить себя в воспоминаниях. Они живы, пока их помнят. А я… жив, пока есть, ради чего.
– Знаешь, – Ирина заглянула ему в глаза, – может быть, все те, кто нас покинул, точно так же сидят у костра, видят оттуда нас и как бы говорят – мы вас любим, но пока еще не ждем. Поживите, побудьте на этом свете и за себя, и за нас, а как время подберется – приходите, только не торопитесь. А мы будем смотреть на вас и радоваться…
Они долго еще сидели рядом и молчали. Больше того, чем он рассказал, Ирина расспрашивать не решилась, и Георгий просто держал ее прохладные руки в своих, горячих от близости костра, и она с трудом прогоняла комок в горле и наворачивающиеся слезы после его истории. Конечно, и ей было что рассказать, но она не хотела говорить о плохом, особенно теперь, особенно с ним, когда дрогнула и пошла трещиной его собственная оборона. Ненадолго Ира снова вспомнила родителей, двадцать лет проживших душа в душу: мама говорила – неправильно думать, что та самая пресловутая каменная стена – это непременно мужчина. Если ты хочешь помочь человеку, поддержать, подхватить, для этого вовсе не обязательно считаться парой, семьей, даже лучшими друзьями. Достаточно услышать, вовремя почувствовать просьбу о помощи, даже если ее никогда не озвучат вслух: для этого нам даются сердце и внутренний голос. Ирина и сама себя собирала по осколкам, но понимала, что лишиться фантомной любви и неслучившегося счастья – это все-таки не то, что в одно мгновение потерять всех, кто был дорог, и похоронить свою жизнь под руинами жизни близких.
Она осторожно прислонилась щекой к плечу Бойкова, погладила его смуглую шершавую руку, и он тогда опустил голову, словно тоже скрывая настоящие эмоции. От близости огня даже глазам было жарко, Ирина сощурилась и смахнула слезы, набежавшие то ли от едкого дыма, то ли от ее собственной внутренней горечи.
– Спасибо, – снова послышался рядом тихий хрипловатый голос руководителя.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен