– Ну, так вы предупреждены; их подпись стоит пять процентов.
– Да, но я предупрежден слишком поздно, – сказал Данглар. – Я уже выплатил по их векселям.
– Что ж, – сказал Монте-Кристо, – вот еще двести тысяч франков, которые последовали…
– Шш, – прервал Данглар, – не говорите об этом… особенно при Кавальканти-младшем, – прибавил банкир, подойдя ближе к Монте-Кристо, и с улыбкой обернулся к стоявшему невдалеке молодому человеку.
Альбер отошел от графа, чтобы переговорить со своей матерью. Данглар покинул его, чтобы поздороваться с Кавальканти-сыном. Монте-Кристо на минуту остался один.
Между тем духота становилась нестерпимой.
Лакеи разносили по гостиным подносы, полные фруктов и мороженого.
Монте-Кристо вытер платком лицо, влажное от пота, но отступил, когда мимо него проносили поднос, и не взял ничего прохладительного.
Госпожа де Морсер ни на минуту не теряла Монте-Кристо из виду. Она видела, как мимо него пронесли поднос, до которого он не дотронулся; она даже заметила, как он отодвинулся.
– Альбер, – сказала она, – обратил ты внимание на одну вещь?
– На что именно?
– Граф ни разу не принял приглашения на обед к твоему отцу.
– Да, но он приехал ко мне завтракать, и этот завтрак был его вступлением в свет.
– У тебя это не то же, что у графа де Морсер, – прошептала Мерседес, – а я слежу за ним с той минуты, как он сюда вошел.
– И что же?
– Он до сих пор ни к чему не притронулся.
– Граф очень воздержанный человек.
Мерседес печально улыбнулась.
– Подойди к нему и, когда мимо понесут поднос, попроси его взять что-нибудь.
– Зачем это, матушка?
– Доставь мне это удовольствие, Альбер, – сказала Мерседес.
Альбер поцеловал матери руку и подошел к графу.
Мимо них пронесли поднос; г-жа де Морсер видела, как Альбер настойчиво угощал графа, даже взял блюдце с мороженым и предложил ему, но тот упорно отказывался.
Альбер вернулся к матери; графиня была очень бледна.
– Вот видишь, – сказала она, – он отказался.
– Да, но почему это вас огорчает?
– Знаешь, Альбер, женщины ведь странные создания. Мне было бы приятно, если бы граф съел что-нибудь в моем доме, хотя бы только зернышко граната. Впрочем, может быть, ему не нравится французская еда, может быть, у него какие-нибудь особенные вкусы.
– Да нет же, в Италии он ел все, что угодно; вероятно, ему нездоровится сегодня.
– А потом, – сказала графиня, – раз он всю жизнь провел в жарких странах, он, может быть, не так страдает от жары, как мы?
– Не думаю; он жаловался на духоту и спрашивал, почему, если уж открыли окна, не открыли заодно и ставни.
– В самом деле, – сказала Мерседес, – у меня есть способ удостовериться, нарочно ли он от всего отказывается.
И она вышла из гостиной.
Через минуту ставни распахнулись; сквозь кусты