Я задумалась. А так ли уж родители на моей стороне? Или это стандартное отворотное зелье?
– Моя жена, бывшая, – запинается он, – тоже наливки этой выпила. Нес домой на руках, а она песни орала на весь квартал.
Он вздохнул. И я вздохнула вместе с ним:
– Я от себя такого не ожидала. Мне так плохо с института не было.
– Ладно, забей. Это ерунда все. Посидели ведь хорошо.
– Это да. Хорошо.
Мы мило болтали. И я расслабилась. Он еще несколько раз вспоминал бывшую жену. И я не удержалась:
– Вань. А почему ты все время ее вспоминаешь? Анька рассказывала, что вы плохо разошлись. И она из тебя все жилы вытянула.
– Анька много болтает, – резко ответил он. А потом смягчился. – Знаешь, что для мужчины развод? Это потеря смысла. Когда ты до этого знаешь, ради чего работаешь. Зачем все вообще это, – он разводит руками по сторонам. – О детях мечтаешь. Планы строишь. Стабильность выстраиваешь, новую систему координат. А потом все рушится. Я не говорю о работе. У меня тогда вообще все рухнуло. И смысл жизни исчез. И теперь не знаю, что делать дальше. А главное – не хочу. Ничего. А воспоминания о ней… Они остались. Они – как напоминание о том, как было хорошо.
Я смотрю на него. Мне очень грустно. А он продолжает:
– И ведь дело не в любви безумной. Дело в том, что все стало бессмысленным. Она не просто ушла. Она забрала с собой все, что у меня было. Включая почву под ногами.
– Слушай, но ведь это не конец жизни.
– Много ты там понимаешь. Конец – не конец.
– Я может, и не очень много. Но вот у моего друга, – я вспомнила Игоря, – жена умерла. И вот тут точно конец.
– Это философия. У кого конец концовее. От того, что моя жива – смысл жизни не появляется, – отрезал он.
Я внимательно смотрю на него. И вижу себя. Такую же тупицу. Которая сидит и страдает. Я восемь лет. А он уже три года. А фишка в том, что это уже не просто страдания, а привычка. Я поставила жизнь на паузу в ожидании великой любви. А он – из-за разрушившихся надежд. И это так глупо. Потому что все можно изменить. И больно. Потому что ничего менять не хочется.
Хочется плакать от этих мыслей. Они безжалостны.
Я встаю. Подхожу к Ване. Беру его за лицо и целую. Крепко. Со всей моей восьмилетней неизрасходованной энергией. По барабану уже на все эти искусства любви, дзёдзюцу. Приходит понимание – бесполезно. Все бесполезно. Потому что с идиотами никакие правила не работают.
Долго целую. Он не сопротивляется. А потом говорю:
– Спасибо за чай.
И ухожу.
Дома набираю Игорю смс:
«А ты сам ходишь на свидания? Или страдаешь?»
«Ну с тобой же пошел»
«А жена? Ты готов к новым отношениям, несмотря ни на что?»
Он долго не отвечает. Я ругаю себя за бестактность.
Вспоминаю Ваню на кухне и слова про его жену. По сути, она живет, продолжает жить полной жизнью. Спать на их диване, отжатом при разводе. А он – нет. Он смысл вон потерял. Сухоцвет в книжке, а не мужик.
А у меня его и не было, смысла. Я его подарила своими руками. Так что я даже до сухоцвета не дотягиваю. Пыль придорожная.
Приходит