На виражах судьбы. Юрий Фомин

как обычно, мы собираем «железо», а люди из их обучающего центра по трудовому договору с нами разрабатывают для нашего комплекса прикладное программное обеспечение. Оно, надо думать, уже давно разработано, но мы-то этого «не знаем»: получаем от них программы и платим за них деньги. Понятное дело, что это всегда являлось условием заключения договора, – «откат» в текущей терминологии. Не помню, почему, но мы что-то задержались со сроками, то ли мониторов не было, то ли еще что, но звонят хлопцы с Украины и говорят, что кто-то на них стукнул, и их начали трясти за обналичивание денег: деньги перечислили, а оборудования нет. Пришлось напрячься, и за пару недель мы им все отгрузили и акты приемки подписали, но процесс перешел уже в юридическую плоскость и не мог быть остановлен.

      Как-то раз приходят в наш «подвал» (офис) трое «гарных хлопцев» из украинского ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности) – время-то было как раз перед распадом СССР, и они сюда приехали в командировку. Меня в подвале не было, и они, побеседовав с нашим директором и выяснив, что за эту тему отвечаю я, пригласили меня для беседы. Скрываться от них у меня не было никакого резона, и я позвонил по оставленному ими телефону. Телефон, как я потом выяснил, был ведомственной гостиницы МВД на проспекте Вернадского. Звоню, спрашиваю, какие дела? Уголовное дело, говорят, заведено на гражданина Х (наш подельник из центра обучения), а он в бегах, в Польшу уехал. А Вас мы хотим допросить как свидетеля. Давайте, говорю, повестку, и нет вопросов. Выясняется, что повестки-то у них нет, а поговорить они хотят со мной в гостинице, пока предварительно. Я подумал что в любом случае у них пока все сыро относительно меня, а знать позицию противника необходимо, чтобы планировать свое дальнейшее поведение.

      Короче говоря, прихожу к ним в номер, и они начинают так называемый перекрестный допрос: трое сидят с разных сторон, один задаёт вопросы, двое изучают реакцию. Подготовились, в общем, капитально: съездили в мой бывший институт, на наш опытный завод, в Калугу, где нам собирали «железо» для компьютерного класса, сняли все копии договорных документов. Через какое-то время я понял, куда они клонят: парень, директор центра, слинял, а кого-то они должны были предъявить, и вот он – я, реальный кандидат. А тема такая: вы сами ничего не делали, выступили посредниками, а к тому же обналичили и похитили государственные деньги. А тема договора была что-то вроде «Разработка компьютерной системы обучения чему-то там». Первое, что они стали мне инкриминировать, – хищение денег. Позвольте, говорю, но стоимость работ договорная, согласно смете, а за прикладное программное обеспечение мы рассчитались с вашими людьми, и это логично, так как мы в вашем химическом производстве ничего не смыслим, причем рассчитались официально по трудовым соглашениям и через сберкассу, заплатив при этом налог.

      Тут я вспомнил, как наши украинские хлопцы не хотели официальных расчетов, а я все-таки настоял (интуиция!). Тут им крыть было нечем, и они перешли к обсуждению термина «разработка»,