– Это ты просто не помнишь, во что тебя поначалу наряжала мать, – Костя заулыбался, вспоминая.
– Пап, не уходи от темы.
Отец шумно выдохнул.
– Кости не то чтобы ломаются. Они скорее гудят, как в кабинете стоматолога. Создается неприятная вибрация, только без мерзкого сверления на фоне. Ты хочешь что-то еще узнать?
– Да, – в голове крутился еще один вопрос, но я совсем не знала, как его сформулировать, потому начала неловко: – А я буду, как бы это сказать, чувствовать себя собой?
– Что ты имеешь в виду?
– Когда обращаешься, ты помнишь, что происходило? Понимаешь, чего хочешь? Можешь влиять на процесс или превращаешься в безвольного пассажира на поводу у волка?
– Все не так однозначно, – уклончиво ответил отец. – Ты будешь помнить процесс обращения, мыслить, чувствовать. Волк – часть тебя, а не инородный захватчик, занимающий на время тело. Все действия будут исходить из уже имеющихся желаний и инстинктов. В этом и заключается главный подвох: то, что ты будешь хотеть сделать больше всего, волк сделает без промедления. Его никакие угрызения совести мучить не станут. Волк знает, чего хочет, и не приемлет полумер. И это может оказаться очень опасно для окружающих тебя людей. Во всяком случае, так повелось в нашей семье. У Дроздовых какие-то свои духовные заморочки, слияние с духом даже в обычное время. Не разделяю их взгляды и тебе не советую.
– А для вампиров? Для них мы опасны?
– Для них – в особенности. Мы звенья одной цепи, я объяснял тебе это уже в больнице. Волки контролируют популяцию вампиров, соблюдая баланс. Обезумевшим слабокровкам в цепи места нет. Воспитанники доктора Смирнова – это другая история.
– Получается, в цепи нет места таким, как Ник? Мне казалось, ты хорошо к нему относился до всего.
– Он не был безумен, – отец уточнил немного мягче, будто даже после всего сочувствовал Каримову. – В отличие от его матери. Я считал, что у парня есть шанс стать другим, но ошибался. И эта ошибка предъявила мне счет.
От упоминания Галины у меня свело шею и скулы. После обращения мое тело испытывало почти физическую ненависть к женщине, что ворвалась без спроса в наши жизни и выжгла дотла возведенный фундамент для дома под названием «счастье».
– Если бы я только знала, – задумчиво начала я, но Костя тут же прервал:
– Ты не могла знать. Я думал, ликантропия обойдет тебя стороной, но… первое полнолуние внесет ясность, а пока, – Костя поднялся с постели и с удовольствием потянулся, как пригревшийся на солнце кот, – лучше набирайся сил. Чем спокойнее и чище будут твои мысли перед обращением, тем легче станет в процессе.
– Сколько времени у меня осталось?
– Времени еще полно. – Костя обернулся через плечо: – Есть хочешь?
Я кивнула, и отец поспешно удалился из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Еще одно новое домашнее правило, к которому мне предстояло привыкнуть. С уединением можно было распрощаться.
Я продолжала