В дни, когда Шак-Ма было плохо, она была особенно внимательна к своим придворным, боясь кого-то ненароком обидеть. Беда пришла в тот день, когда месячный цикл был окончен, и боль ушла. Облегчение Шак-Ма было так велико, что она расслабилась и обо всем забыла. Впрочем, за три дня недомогания скопилось столько дел, что императрица схватилась за голову. Ей бы подождать. Дождаться пока ее помощница оправится от того же недомогания, которое мучило несколько дней назад и Шак-Ма, но императрица решила все сделать сама. Два дня трудилась Шак-Ма не покладая рук. Устала Шак-Ма. Ей бы передохнуть, перевести дух. Однако прибыл гонец с западной границы, и у императрицы прибавилось дел. На третий день случилось непоправимое. В пылу горячки, торопясь переделать все дела до вечернего совета, Шак-Ма совершила ошибку. И судьба женщины-просительницы была решена. Решена несправедливо. Шак-Ма даже не запомнила лица этой женщины. Зато лицо Шак-Ма отпечаталось в памяти у просительницы. Несправедливость убила ту, которая пришла к императрице за помощью. Единственная дочь обиженной женщины поклялась отомстить Шак-Ма. Первый шаг к гибели государства был сделан. А ведь все могло быть иначе. Дождись императрица выздоровления своей помощницы, и решение дела было бы справедливым.
Помощница забирала себе львиную долю дел государства, и императрице всегда было легче вникнуть в каждое, даже самое малозначительное дело. Вот так торопливость и гордыня уничтожили государство Шак.
Вот и вся история. Моё сердце бьётся ровно, значит и твоё успокоилось. У тебя есть вопросы?
– Да, – ответила я, – хочу спросить. Судя по твоему рассказу, и сама императрица, и ее помощница в дни месячных не работали. Ну, с императрицей все ясно; она может вообще не работать, а вот ее помощница… Она что, испытывала такие боли и страдания, что не могла выходить на работу в эти дни?
– Нет. Медицина была тогда на таком уровне, что женщины вообще могли не испытывать боли во время менструации.
– Но, однако, испытывали? Почему?
Вместо ответа дракон напрягся и замолчал. Я хотела что-то спросить ещё, но вспомнила только что рассказанную историю и решила подождать. Молчание длилось долго, минут пять. Все это время дракон сидел, закрыв глаза. Чтобы не раздражаться, я тоже решила закрыть глаза и подождать. Дракон издал свист похожий на тот, когда закипает чайник, и я открыла глаза. Однако за время моей вынужденной медитации все изменилось.
Ночи не было. Не было и моей комнаты, того места, где мы беседовали с драконом. Плоская равнина, заросшая травой, была освещена лучами вечернего солнца, а рядом со мной находился другой дракон, вернее дракониха.
Дракониха была разговорчивой и говорила на моем языке. А может это я стала говорить на языке драконов? Впрочем, это было совершенно не важно, главное, что мы понимали друг