Вне всяких сомнений, основной в «Высоте» является тема противоречия важности для любого человека ставящихся им же самим перед собой целей и стремлений, и, одновременно с этим, их призрачности. Но уже и в свои 25 лет Воронежский в тексте «Высота» не просто касается этого вопроса, а уводит нас и за его пределы, давая понять нам, что цель, которой он достигнет (или даже уже к тому времени достиг) не имеет ничего общего с призрачностью всех других человеческих целей, и что даже при этом гораздо важнее для него, как и для любого другого человека, является не сама цель, и не движение к цели, а то, что им движет, та сила, которая определяет его место в этом мире и его человеческую судьбу. Именно человеческую судьбу, а не какие-то только лишь карьерные, финансовые, профессиональные и прочие заслуги. И, как это ни странно, но наиболее ясно и твёрдо, безо всяких побочных, лицемерных и абстрактных, ничего не значащих «сюсю-мусю», такое понимание и восприятие главной человеческой сущности безоговорочно признаётся только лишь в понятийных «кодексах» современного, главным образом, русского криминалитета. Ведь, на вопрос «Кто ты?» правильным в понятийных отношениях считается ответ «Человек».
Что же касается искусства, то в гораздо более сложном и пафосном контексте понятия основной человеческой значимости человека (а не его сокровенной сущности), в первую очередь вспоминаются слова из всем известного соцреалистического произведения М. Горького «На дне» (монолог Сатина) – «Всё – в человеке, всё для человека! Существует только человек, всё же остальное – дело его рук и его мозга! Чело-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Че-ло-век!». В социально-политическом плане и это высказывание тоже имеет свой вполне разумный смысл. Но, дело в том, что со временем, по мере цивилизационного развития человечества и повышения уровня жизни людей, основные философские акценты смещаются в сторону наибольшей объективности, формируемой разносторонней содержательностью практически проявляющихся и обнаруживаемых реалий, где роль политико-художественных и других жульнических, и других произвольных и непроизвольных искажений, необратимо сводится к нулю.
104 Дикий стан
1
Кто там мчится один по степи?
По степи. По степи.
Эх, дела твои, путник плохи.
Ох, плохи. Да плохи.
В руки к нам попадёшь – пропадёшь.
Пропадёшь. Пропадёшь.
Ночь темна, и разбойничий нож
Длинный нож, быстрый нож.
2
Под узды подхватили коня.
Мы его потащили с коня.
Вот и всё. Спета песня твоя.
Недопета твоя.
В руки к нам попадёшь – пропадёшь.
Пропадёшь. Пропадёшь.
Ночь темна, и разбойничий нож
Длинный нож, быстрый нож.
3
И сражён в грудь ножом, в горячах,
Путник так отвечал:
«День и ночь я к разбойникам мчал,
В Дикий стан к вам я мчал».
И тогда мы того смельчака,
Редкого смельчака,
Подхватили