– Ты хочешь есть?
– Хоть какое-то развлечение.
– Там обход уже начали.
Я усаживаюсь к Ане на кровать и смотрю на её соседей. Их двое: Максим, толстый лысый первоклассник, который целыми днями лежит под капельницей в обнимку с компьютерной игрой, и Саня.
Саня тяжело болен. Ему всего три года. Он тоже прикручен к капельнице, но постоянно спит. Наверное, потому, что в капельницу добавляют димедрол. Малыши спят от него сутками. Вокруг Сани – ни одной игрушки или книжки. Только лекарства.
Санина мама сидит на стульчике и читает. Они – самая тихая пара в отделении. У Саниной мамы – на голове пучок, на носу – круглые очки, а в них – внимательные круглые глаза.
– Вот видишь, – шепчу я Жучку, – ей намного тяжелее, чем моей маме. У её сына рак. А она никогда не плачет. Наоборот, всегда расспрашивает меня про школу, про друзей. А мама никогда не спросит. И вообще, это нечестно. Мамы должны поддерживать своих детей, а не наоборот.
– Просто есть семьи… – начинает Жучок.
– Завтрак! – объявляет Тося. – Быстрее разбирайте творожки, к вам обход идёт.
– Убил! – радуется Максим, кого-то прикончив в компьютерной игре. – Тёть Тось, а творожки с чем?
– С абрикосами, лапонька.
– Тётя Таня, можно я ваш возьму? – обращается Максим к Саниной маме.
Она отрывается от книги и кивает. Встаёт, берёт у Тоси молочную смесь в картонной коробочке.
– А как же Саня? – возмущённо шепчу я Ане.
Она молча кивает на Санину маму. Та вскрывает смесь, берёт один из проводков, прикреплённых к Сане, набирает смесь в шприц и вдувает её в проводок.
До меня доходит какая-то страшная правда.
– Он… Он что, вообще не просыпается?
– У него метастазы уже пошли, – спокойно, не поворачиваясь, объясняет мне Санина мама.
Я смотрю на Аню. Она нервно сглатывает. Берётся за вязание. Спицы дрожат, постукивая друг о друга.
– Убил! – снова радуется толстяк Максим.
Он не глядя вскрывает творожок. У меня к горлу подкатывает тошнота. Мне хочется схватить проклятый творожок, ударить о стену сначала его, а потом игру Максима. Как можно быть таким толстокожим?!
Я вылетаю из интенсивки.
На моей постели, сгорбившись и поджав ноги, как сестрица Алёнушка, сидит мама.
– Ты! – кричу я ей. – Ты размазня!
Жучок падает с моего плеча на тумбочку. Мама смотрит в кружку. На поверхности чая – разноцветные разводы, как на лужице бензина.
– Ты! Ты! Ты ревёшь из-за того, что голову не помыла! А там! Там умирает…
Я зажмуриваюсь. Потом открываю глаза и вижу: мама ставит кружку на тумбочку, прямо на Жучка.
Я бросаюсь вперёд и сбрасываю кружку на пол. Брямс! Ровно два осколка – кружка и её ручка. Жучка на тумбочке нет.
– Я тебя ненавижу, – выдавливаю я и убегаю в коридор.
Я сижу там целый день.
– Ты чего разбушевалась? – удивляется Жучок, неожиданно появившись на моём колене. – Я же спрятаться успел за тумбочку.
Впервые в жизни я ему не отвечаю.