– Простите?
– Вы слишком закрыты, Ваша поза зажата, и Вы без устали стучите носком своей туфли, бегая глазами из угла в угол. Почему же Вы испытываете дискомфорт? – рука мужчины потянулась к небольшой вазочке с печеньем. Он выудил оттуда одну печенюшку, протягивая ее мне, и я покачал головой, отказываясь от угощения. Единственное желание, которое я мог испытать сейчас – это встать и уйти нахрен, а никак не закидываться лишними углеводами.
До меня дошло.
Он хочет поговорить на чистоту.
– Это не было моей идеей, – выложив карты на стол, ответил я.
– Ожидаемо, – с долей усмешки заметил Гарольд. Я начинал потихоньку закипать. Либо это его ход ведения беседы, либо какая-то шутка – не важно, идея свалить в закат не оставляла меня до последнего.
– Одна знакомая посоветовала Вас моей матери, – о чем я уже жалею, – Не знаю насколько чудесны Ваши методы лечения, но если я сегодня смогу поспать, то был бы весьма признателен.
– Что же до ощущения нахождения в состоянии крайней нервозности? Почему Вам так неспокойно?
Он издевается?
– Я же только что Вам сказал, – раздражение нарастало, я ощетинился, собирая ткань брюк на бедрах, – Я не могу спать.
– Почему? – удивлённо, словно ребенок, не знающий, что дважды два – четыре, спросил он. Я подскочил со своего места, желая прекратить весь этот фарс.
– Откуда мне знать? Я просто проснулся три недели назад и больше не знал сна! У меня уже мозг отказывается функционировать, едва различая вымысел от реальности! Везде только проклятое цоканье каблуков и дикое желание убраться под....
– Цоканье каблуков? При чём здесь цоканье каблуков?
– Вы вообще меня слушаете? – зло прорычал я.
– Отчётливо, – кивнул Гарольд, – Вас раздражает цоканье каблуков. Даже собственных туфель?
Я смотрел на него во все глаза. Неужели Розалин помог этот полоумный мужик?
Мысленно я сделал себе пометку: сказать матери, чтоб держалась подальше от общества своей хоть и дальней, но подружки.
Ах, да, пометка под номером два: насрать на крыльце сучей Розалин.
Я обессилел от собственного негодования, усаживаясь обратно, и потёр висок, ощущая на кончике языка привкус скепсиса.
– Меня не бесит звук собственных туфель и чьих бы то ни было туфель, сэр, – процедил я сквозь зубы, – Меня бесит звук, засевший в моей голове после последнего сна.
– Расскажите подробней, – попросил он, прихлебывая чай. Я уже устал как-то реагировать на его ответы.
– Вряд ли это внесёт какую-то ясность, но раз уж Вы настаиваете… Я помню яркие глаза, эта женщина спускалась вниз, и я обратил внимание на ее туфли, короткое постукивание каблуком. Не знаю, чем меня это привлекло, но в тот момент я не ощущал любопытство, мне казалось за этим звуком скрывается угроза. Конечно, я был бы в восторге, имей этот сон более пикантное продолжение, но приходится довольствоваться