Но его попытки меня запугать или вывести из себя на этот раз не сработали: после того как своими руками отмыла кровь с зомби, я поняла, что пойду до конца. И мы с Женькой ещё заживём на полную. Это ради нас обоих. За себя и брата я готова на любую мерзость.
– Если это всё, то иди уже, забейся в самый дальний угол дома и не мешай мне, – фыркнула я, потянувшись к узлу полотенца на груди. – Или будешь смотреть, как я натираюсь миндальным молочком? Демо-версия закончилась, дальше только по таксе.
– Спасибо, насмотрелся. Ты уже лишила меня малейшего полёта фантазии на счёт своей фигуры. Кстати, совершенно стандартной… А в ягодицах так и схуднуть не мешает. – Матвей широко, хамски оскалился, пятясь спиной к двери.
Я ахнула от возмущения, а он, более не задерживаясь, ужом выскочил из ванной. Дикое желание швырнуть ему вслед какой-нибудь бутылёк поувесистей пришлось подавить: не хватало, чтобы на шум примчала с кухни Нина Аркадьевна.
Решив заесть раздражение клубникой, я взяла из коробки последнюю и надкусила – но тут же выплюнула в ладонь.
– Фу!
Ягода оказалась напрочь плесневелой внутри. И мне упорно казалось: до того, как коробку подержал в руках бокор, она была свежей.
Закончив с приведением себя в порядок, я вернулась в свою спальню, находящуюся напротив Вадькиной. Переодевшись в домашние шорты и майку, решилась заглянуть к нему: зомби по-прежнему лежал под одеялом несмотря на довольно жарко бьющие в окно полуденные лучи и отключенный кондиционер.
Если что хорошего и было в наших с ним помывочных процедурах: меня покидал страх перед ним, осталось лишь неуютное ощущение – что-то вроде того, когда смотришь на сломанный манекен без глаз и рук. А ещё я узнала, что в брачную ночь особо ничего и не потеряла: похвастать размерами мужского достоинства Вадьке не светило.
В хозяйской спальне обстановка мне нравилась: это была просторная комната с двумя панорамными окнами, приятными зелёными стенами и рифлёной деревянной мебелью цвета «венге». Двуспальная кровать с полукруглым изголовьем, шкаф с зеркальными дверцами и толстый изумрудно-золотистый ковёр, в котором тонули пятки. Немного старомодно, немного безвкусно – как и сам Вадик – но почему-то напоминало спальню мамы в нашем старом доме.
До пяти лет мы с Женькой упорно звали бабушку мамой. Потом нам объяснили: мама – это та тётя, которая раз в месяц привозит подарки и снова уезжает на съёмки, гастроли и турне по Прибалтике. Она обеспечивала нас, оплачивала гимназии и любые прихоти, её фамилия когда-то открывала любую дверь. Но когда её не стало, ни я, ни Женька не проронили и слезинки: мы лишь думали о том, как теперь будем жить без её безлимитных карточек.
Когда нам было по десять, умерла бабушка – и вот это было тяжело и больно. Она до сих пор часто