***
– И все? Не хочешь поговорить? – из объятий Морфея Сережу перехватил бархатистый голос.
– О чем?
Ира действительно не знала, о чем. Она видела перед собой мужчину. Не мальчика в криво завязанном пионерском галстуке, который рвал цветы с клумбы, где проводились линейки, а мужчину. О том, как рассталась с тем, за кого чуть не вышла замуж почти после того, как посмеялась над Сережей? О чем?
– Пишешь сейчас что-нибудь? Женился?
– Пишу. – Сереже было противно все, с помощью чего проявлялся текст дальше собственных мыслей уже около полугода. – На альбом не набралось, конечно, пока, но сносно.
Про Аню говорить смысла не было, зачем? В соцсетях и так все видно, а спросила ради приличия, чтобы потом сравнить. Старо как мир.
Сережа решил, что, раз остался еще целый час, можно и наболтать всякого.
– Ира, через сколько вы расстались? Ну вот когда ты сказала, что выходишь замуж, что я должен идти учить уроки и прочее. Сейчас так смешно это все, конечно, глядя назад, я то был всего на пару лет тебя младше.
Парой Сережа называл четыре.
Женщина перестала теребить рукава кофты, которая была наброшена на плечи, и сделала нарочито громкий вдох.
– Через день, Сереж. Через день.
Тишина, возникшая после, пронзила сердце, пронзила душу и заставила чуть видно блестеть безразличные глаза.
– Закурить тут можно у тебя? – Сережа, держа в руке пачку с одной сигаретой, потупился на криво приклеенный знак «Не курить».
– Ай, да кури, вон окно открыто.
Мужчина подошел к окну, чиркнул зажигалкой и закурил, чтобы занять чем-то беспокойные руки.
– В смысле? Такого не бывает.
– Бывает, еще как. Он мне изменял с какой-то девчушкой, оказывается. – Женщина наматывала кудрявую прядь на палец. – Потом я через неделю узнала, что она от него залетела, а родители ее заставили жениться. Вот и школьная любовь. Потом я от знакомых слышала, что он сидел за сбыт и пьет как не в себя.
– Развелись? – Сережа прокашлялся и бросил бычок за окно.
– Нет.
Сержа потер глаза, затем лицо, а затем спрятал его в ладони, на сухих щеках выступили две блестящие влажные дорожки. Он ненавидел быть уязвимым при чужих, но странно было называть чужим того, кто яркой картинкой сидел в памяти. А картинка эта лишь спустя многие годы успешно стала выцветать и только сейчас потеряла изображение вовсе, оставляя легкие очертания объектов.
– Ира, – Сережа подошел за прилавок и встал на колени, обхватив руки женщины, – я любил тебя, любил, понимаешь? Это в прошлом. Я рад, что у нас все сложилось… без нас. Не терзай душу ни себе, ни мне. – он сделал паузу, подбирая слова. – Все в прошлом, давай жить настоящим, с нашими