Я ничего не ответил. Впервые мой дух загорелся правдой его слов – потому что они действительно были правдой. Увы, Лусио! Если бы я только знал тогда то, что знаю сейчас…
– Вчера здесь был сбит ребенок, – продолжал он, как и раньше, вполголоса, – прямо напротив гостиницы. Это был всего лишь бедный ребенок. Я подчеркиваю: всего лишь. Его мать с криком выбежала из соседней улицы, но увидела уже только окровавленное тельце, бесформенной массой лежавшее на земле. Она вырвалась из рук тех, кто пытался ее увести, и с криком раненого зверя упала лицом в грязь – мертвая. Это была всего лишь бедная женщина – снова «всего лишь». В газете промелькнули три строчки об этом под заглавием «Печальное происшествие». Швейцар у входа в гостиницу наблюдал за происходящим с невозмутимым, безмятежно-важным видом, как аристократ – спектакль. Однако минут через десять после того, как тело женщины унесли, это напыщенное создание с золотыми пуговицами согнулось пополам и с рабской поспешностью отворило дверцу вашей кареты, дорогой Джеффри, когда вы подъехали ко входу. Вот наглядное представление жизни в наше время, а ханжи-священники уверяют, что все мы равны перед небесами! Может быть, и равны – хотя не очень-то похоже. Но даже если они правы – какое это имеет значение, если никого давно не волнует, как к нему относятся небеса? Я не читаю вам мораль, а просто без прикрас рассказываю про «печальный случай». И при этом я уверен, что вы не испытываете никакого сожаления ни по поводу сбитого ребенка, ни по поводу его матери, умершей от сердечного приступа. И не говорите, что сожалеете: я знаю, что это неправда!
– Но можно ли скорбеть о людях, которых мы не знаем и даже никогда не видели… – начал я.
– Верно! – подхватил Риманес. – Нельзя! И вот еще вопрос: как вообще человек может чувствовать, если он прекрасно существует и желает исключительно материального благополучия? Итак, мой дорогой Джеффри, вам остается довольствоваться тем, что ваша книга будет верным отражением вашего прошлого, когда ваши чувства были обострены и вы были восприимчивы. Теперь вы заключены в толстый золотой футляр, который надежно защищает вас от всего, заставляющего дрожать, корчиться, вопить от муки и негодования и бессознательно тянуться за крылатым гением, именуемым Славой!
– Вам следовало стать оратором, – сказал я, вскочив и принимаясь с досадой расхаживать по комнате. – Но мне ваши слова не приносят утешения. И они не кажутся мне верными. Славы достичь довольно легко.
– Простите меня за назойливость, – ответил Лусио с неодобрительным жестом, – но легко можно достичь только известности.