– Совет народных комиссаров… Ваше имущество конфискуется.
Две фигуры маячат на ветру, одинаковая форма, на головах – островерхие шапки. Кони фыркают за спинами. Не Гром ли? А может, Феличе или Кнопа. Их увели ещё летом. Кого-то вот так же возят. Ночами, на ветру. Бандитов.
Эта мысль почему-то вдруг придала сил и злости. Невероятной злости. Ну уж нет, я вам не дамся! Лошадей забрали, но меня – нет!
Дальше всё само вышло – сорваться с места, шмыгнуть прямо под руками – «Стой?! Куда?!» – и полететь из дома, в ночь, в парк.
– Саша! Reviens!3 – голос мамы мечется между деревьями.
– Стой! Стрелять буду!
Топают, бегут. Но куда им? Тут каждая тропинка, веточка, кустик – всё своё, родное. Уйду, конечно, уйду.
Если только правда не станут стрелять.
Промчаться по парку, юркнуть в конюшню, забиться в гнилую солому. Лежи теперь здесь, затаившись, как заяц. Хорошо, что дома не топили, ждали Игната одетыми. Сейчас эти уйдут, тогда выбраться – и туда, под гору, в ледник. А там уже и ход, тот самый, о котором говорила мама.
– Не видать?
– Как сквозь землю.
– Чертяка…
Снова голоса, не близко, но различимы. Пусть уходят. Лишь бы маме ничего не сделали.
И тут в носу начинает нестерпимо чесаться – зажать, стерпеть!..
А-пчхи!
Всё от гнилой соломы!
– Туда! Живо! – застучали сапогами.
Ждать нечего – выскакивает из дверей и вперёд, опять через парк, в гору.
Глупо бежать в гору, не нужно бы, лучше вниз, где ледник. Но ничего, свернёт. Главное – запутать. Главное, чтоб отстали. Не выводить же их прямо ко входу в лаз!
Но бегут, не отстают. Кричат.
А потом – ба-бах!
Внутри всё обмерло. Стреляют? Неужели правда? Здесь, у родного дома! В человека – как в зверя!
Бежать! Вверх, вверх. Под ногами скользит – мокрая склизкая земля, мёртвые листья. Осыпаются камни. Ничего, я дома. Это они – воры, бандиты. А я – дома. Сейчас найду где спрятаться. Парк не предаст. Скроет.
И тут под ногой поехало. Земля как будто расступилась и неумолимо, как в страшном сне, принялась засасывать – внутрь, в холод и тесноту. Падаю? Падаю! Цепляться, карабкаться! Хвататься пальцами, ногтями! Уже сыплется сверху. Уже засыпает с головой. И всё скользит и скользит – вниз, во мрак и холод. Влажная, прелая, стылая земля осыпается на голову, сыплется за шиворот, забивается в волосы. Не кричать, кричать нельзя!..
Грудь уже сдавило…
…а потом наступила темнота.
Двое красноармейцев прибежали через минуту, но не нашли ни следа.
– Только что здесь же!
– Как сквозь землю…
Пошёл стылый осенний дождик.
Человек плачет слезами, а гора – камнями. Крошечными самоцветами, застывшими осколками неба. Видит ли гора небо? Конечно, видит. А видит ли его тот, кто живёт в горе? Вопрос. Драгоценные слёзы горы – это её, духа пещеры, плач о небе. Он всегда мечтал их найти.
И