– Но Муар говорит, что семья… – чуть ли не плача принялась увещевать совестливая, но её грубо прервали.
– Заткнись! Иди, посторожи, я вернусь через минуту.
«А вот и сестрички пожаловали».
Шелест ткани всё отдалялся, а спустя секунду в голове, которая и без того раскалывалась от боли, полыхнул глухой удар о что-то твёрдое. Из глаз брызнули слёзы, а по позвоночнику прокатилась волна огня. Веки, наконец, повиновались, и я распахнула глаза, успев заметить, как к лицу подносят подушку. «Сестричка» моего возвращения в сознание не заметила.
«Смена приоритета! СРОЧНО! Запустить регенерацию верхних конечностей! – мысленно прокричала я в мироздание. – Без боя не сдамся».
«Запрос смены приоритета принят. Срок восстановления увеличен».
– Прости, Реда, но ты должна была подохнуть ещё в утробе матери, – безапелляционно заявила Миа. – Мы всего лишь восстанавливаем биологическую справедливость. Слабые особи обречены на смерть.
Холёные женские пальчики с аккуратно заточенными кошачьими коготками опустили подушку мне на лицо, прижимая со всей силы. В сумраке я не успела рассмотреть убийцу, но буквально чувствовала, что желания придушить меня у Мии было хоть отбавляй. Из глубин сознания поднималась ярость. Пока ещё слабая, она костерком дрожала на ветру в поисках подпитки.
«Ах ты ж, сука! Собственную сестру подушкой ради какого-то статуса!» – дёрнув ещё не восстановившейся кистью, я нырнула в боль, как в кипяток. Кости трещали, рассыпаясь в прах и заново восстанавливаясь в одном им ведомом порядке. Меня, как мечту сумасшедшего энтомолога, распяли раскалёнными иглами.
– Зачем цепляешься за жизнь, которая тебе не принадлежит? – ласково приговаривала «сестричка», видимо, заметив мои потуги пошевелиться. – Ты здесь никому не нужна, – сквозь слои ткани доносилось ядовитое мурлыкание. – Мать тебя ненавидит, а отец продаст любому старому извращенцу. Ты слабая! К чему эта борьба?
Её слова могли бы отравить душу настоящей сестры Мии, подавляя на корню всякие попытки сопротивления, вот только я точно знала: я – не Реда. И сдохнуть от подушки не планирую. Огонь ярости всё разрастался, жадно слизывая боль с солнечного сплетения и расходясь во все стороны. Адское пламя окутывало тело. Я сгорала в нём, словно птица феникс, заново восставая из серебристого пепла. Кисть мелко задрожала, повинуясь моему желанию оказать хоть какое-то сопротивление. Откуда-то пришла мысль, что добро должно быть с кулаками.
Послышался отчётливый скрежет когтей по камню. Моих когтей. А в следующее мгновение я вслепую ударила сестрицу наотмашь и почувствовала, как когти вспарывают нежную кожу, рассекают мышцы, крошат хрящи и мягко, словно раскалённый нож сквозь масло, выходят на свободу. Недоумённый, по-детски обиженный визг ещё не успел затихнуть, когда рядом оказалась высокая темнокожая женщина, рычащая не хуже разъярённой