– Совершенно неожиданно, – доверительно сообщил ей Голос. – Меня там не было, конечно, но я случайно выглянул… – Дальше его слова невозможно было расслышать. – …сосредоточенно… крайне необычно…
– В самом деле?
– Блонди… дрожь…
– Нет!
– Честное слово.
В этот момент они прошли через арку в декорациях на сцене и увидели Перегрина. Воцарилось очень неловкое молчание.
– Доброе утро, – бодро сказал Перегрин.
– Доброе утро, Перри. Э-м-м… Доброе утро. М-м.
– Вы говорили о вчерашней грозе.
– А? Да. Да, о ней. Я говорил, что гроза выдалась сильная.
– В самом деле? Но вас же здесь не было.
– Нет. Я видел ее в окно. В Вестминстере – ну, в Пимлико.
– А я не видела, – сказала Нина. – Вообще-то нет.
– А вы заметили, что старый навес на берегу рухнул? – спросил Перегрин.
– А! – сказал Баррабелл обычным голосом. – Так вот что изменилось!
– В него попала молния.
– Надо же!
– В разгар грозы.
– Не в театр.
– Нет, – с жаром согласились оба. – Не в наш театр.
– Вы слышали о том, что произошло с Блонди?
Они что-то промычали в ответ.
– Она была здесь, – сказал Перегрин. – Как и я. У Блонди пунктик касательно молний и электричества в воздухе. У моей матери то же самое. Ей семьдесят лет, и она очень бойкая дама.
– Правда? – сказала Нина. – Как здорово.
– Она в отличной форме, но электричество во время грозы доставляет ей беспокойство.
– Понятно, – сказал Баррабелл.
– Это вполне распространенный случай. Как искрящаяся кошачья шерсть. Нина, дорогая, – сказал Перегрин, обхватив ее за плечи, – сегодня утром придут три мальчика – прослушиваться на роль ребенка Макдуфов. Будь ангелом, пройди с ними эту сцену, пожалуйста. Вот их фотографии, взгляни.
Он открыл номер театрального журнала на странице с детьми-актерами. Там были фотографии трех маленьких гениев. Двое были до нелепости разряжены, вид у них был невинный, но за ним вполне угадывалось скрытое самодовольство. Третий был одет в нормальную одежду и имел дерзкий вид.
– Вот в этом