– Я отобрал его у одного из корсаров, сэр.
– У твоего отца имелось разрешение на оружие?
Я заморгал. Вопрос уместности ношения оружия совсем вылетел у меня из головы.
– Нет, – ответил я. – Он не имел такого разрешения.
– Если твой отец не имел такого разрешения, – заявил Гриббинс, – значит, он не был джентльменом, из чего следует, что и ты им не являешься. Я ничего не имею против, но ты не должен прилюдно носить меч.
– В таком случае, – начал я и сделал гримасу законопослушного подмастерья, – могу я его спрятать до тех пор, пока не появится враг? Я бы не хотел встретиться с ними безоружным.
Пока Гриббинс размышлял, я посмотрел на лорда Уттербака и увидел в глазах молодого человека насмешливый блеск.
– Оставь меч у себя, – сказал Уттербак.
Гриббинс пожевал губу.
– Вы уверены, милорд? – спросил он. – Я намерен самым внимательным образом следить за выполнением правил, чтобы посольство не снискало сомнительной репутации.
Уттербак закрыл глаза и положил голову на мягкую бархатную подушку.
– Он может оставить меч при себе, – повторил он.
– Оставить его прямо сейчас? Я имею в виду, в настоящий момент? Или в столице? Разве это не будет нарушением?
Не дожидаясь ответа – даже не знаю, последовал ли он, – я забрался на крышу кареты, где слуги приветствовали меня усмешками. Компания слуг состояла из кучера, отличавшегося от других слышным за версту запахом бренди, и троих лакеев, вооруженных дубинками из твердой древесины и мушкетонами. Я уселся поудобнее и оглядел площадь, чтобы выяснить, увидел ли Траверс, как я выполнил этот полезный урок смирения, но, похоже, судья уже ушел.
Кучер щелкнул хлыстом, форейтор лягнул ведущую лошадь специальным сапогом, огромная карета со стоном пришла в движение, покачиваясь, покатила по площади и выехала на почти пустую улицу Восточных ворот, где остовы сгоревших домов зияли среди уцелевших, точно пеньки сломанных зубов в улыбке призового бойца. Я не мог не сравнить этот унылый вид с шумной толпой на Королевской улице, виденной мной всего несколько дней назад, – множество матросов и мелких торговцев, возчиков и владельцев лавок – людской поток разливался по венам города.
Очень скоро карета миновала ворота и выехала из города. Стоял чудесный осенний день, солнце светило ярко, воздух оставался прохладным, и я получал удовольствие от поездки под открытым небом.
Я посмотрел мимо двух сидевших сзади лакеев на исчезавший в дымке Этельбайт. Перед налетом экои у нас проживало восемь тысяч человек, плюс еще шесть или восемь в ближайших деревнях, поместьях и на фермах. Корсары увели не менее четырех тысяч, если верить не самой точной оценке судьи Траверса, но они не смогли бы забрать больше, даже если бы захотели, – вероятно, такого желания у них не было, потому что рейд и без того оказался максимально удачным, вероятно, они и мечтать не могли о такой добыче.
Корсары увели