Через три недели тяжелого пути, Егор злыдень, в сопровождении десятка чернокожих воинов, доставил Хуссейна ибн Салеха перед очи чёрного императора.
Сдав его с рук на руки императорским гвардейцам и получив за его голову тысячу талеров, Егор распрощался со всеми и направился к отцу и другим охочим казакам, делиться. Товар был уже сдан, но многие вещи, в том числе золотой песок в маленьких мешочках, прилип к их рукам. Но да, быть у колодца, да не напиться. Должна же быть ещё компенсация за риск, помимо награды за голову араба.
Тёмный полуподвал дворца был слабо освещён факелами, закреплёнными на стенах. Увы, электричества здесь ещё не было, и лампочка Иоанна пока не засветила ярким светом. А пока в этом помещении, которое было тайной лабораторией императора, царил полумрак.
Здесь не лежали инструменты палача, не свисали с дыбы цепи, да и открытого очага, в котором можно было нагревать инструменты, здесь не было, но этот полумрак ощутимо давил и пугал своей мистической жутью. Отбрасываемые в свете факела, тени уродливо изгибались, ползая по стенам лаборатории.
Нервно оглядываясь, Хуссейн ибн Салех вошёл в полумрак лаборатории. Палач, идущий позади, грубо подтолкнул его к резному трону, на котором восседал Иоанн Тёмный, и развязал ему руки. Нервно растирая набухшие кровяными синяками руки, Салех молчал.
Изломанные тени, скользя по стене, продолжали жить своею жизнью. С ужасом Хуссейн заметил, что помимо их собственных, на стене плясали тени, которых и быть там не должно. Леденящее чувство ужаса сжало его сердце мёртвой хваткой. Тут от трона послышался тихий шелест, и на резной подлокотник вползла змея, тихо шипя и высовывая раздвоенный язык, ещё больше напугав ибн Салеха.
Император Иоанн Тёмный, сделав паузу и откинув змею с кресла, начал говорить.
– Давно мы не виделись, посланник махди. Сколько лет, сколько зим пролетело с того времени, сколько воды утекло в Ниле безвозвратно. Уже не осталось почти никого в живых из тех, кто посмел бросить мне вызов. А ты всё ещё ходишь по этой земле. И даже не желаешь сдаться в мои крепкие руки, да ещё имеешь наглость грабить меня, почему?
– Я, а, я, а, – все слова, которые ибн Салех хотел сказать, вылетели из его гудевшей головы, а язык только смог издавать короткие междометья.
– Да, да, да, я слышу, как ты ругаешь меня. Все я и а, не иначе, как оскорбления в мой адрес, и теперь я не могу ничего сделать, кроме как убить тебя, предварительно опоив зельем онемения. Тебя будут резать по живому, а ты даже это не почувствуешь. Не правда ли, забавно?
Хуссейн задрожал и, упав на колени, пополз к трону. Сдерживаемые слова, прорвав дамбу онемения и косноязычия на своём пути, полились из него жидким потоком красноречия.
– О, Великий повелитель! О, Великий император! Да продлятся годы твоей жизни, да не оскудеют твои сокровищницы, да одарят тебя сыновьями твои жёны, да будут мудры твои дети. Да будут…
– Хватит! Мне надоели твои славословия. Ты знаешь, зачем тебя сюда привели?
– Нет,