И верно, ночью прошел ливень, с утра кучевые облака затянули небо, температура упала градусов на пять от обычной, благодать, да и только.
– Такой мне Африка тоже нравится, – с кряхтением произнес я, выгружая из багажника чемоданы.
– И от этой благодати ты отправляешь меня домой, – укорила Лида.
– Ты так говоришь, словно это моя личная прихоть! Так сложились обстоятельства.
– Обстоятельства, – передразнила Лида. – Ты-то к этим обстоятельствам имеешь непосредственное отношение, так что лучше не оправдывайся.
Удар, как говорится, ниже пояса. Я в общем-то и не собирался оправдываться. Все сто раз уже было обговорено. Нет, положительно, от беременности у моей жены стал портиться характер. Все не так. А уезжала бы в жару, ныла бы, какое здесь пекло, а я опять же был бы виноват.
Вместо оправданий я стал вяло торговаться с носильщиком, подбежавшим с тележкой. Чуть поодаль маячили и другие, просто этот оказался быстрее. В здешнем аэропорту бесхозных тележек нет в принципе. К каждой прилагается носильщик, это его заработок. Торговля здесь тоже имеет свои особенности. Нужно знать, каков нижний предел цены, и не предлагать меньшую сумму, и тем более на ней настаивать. Потому что в таком случае носильщик якобы согласится, попросит вас подождать, уйдет и больше не вернется. Подойдет другой, и все начнется по новой, но за меньшую цену никто вас не повезет, лишь потеряете время. Если пассажиров много, тогда цена вырастет, но ниже установленного носильщиками предела никогда не опустится. Зная все это, я особо не торговался. Носильщик запросил семь долларов, в итоге согласился на пять, погрузил чемоданы на тележку и бодро побежал в здание аэропорта, а мы уже следом. Лида сдала багаж, и так как до посадки оставалось немного времени, мы решили выпить кофе в баре. Все серьезные и несерьезные разговоры были переговорены, шутки отшучены, а слезы выплаканы. Я держал Лиду за руку, смотрел в ее грустные зеленые глаза и думал про то, как мы меняемся с возрастом. Я не про внешние изменения, а про внутреннее состояние. Лет пять назад я бы кинул коту под хвост все резоны и уехал бы вместе с Лидой. Теперь нет, меня останавливает долг перед женой и будущим ребенком. Надо обеспечить им пусть даже просто нормальное существование, а без денег этого не получится. И уезжать, прервав контракт, мне никак нельзя. Да и что дома? Снова в школу? Там на себя одного с трудом заработаешь, а на семью – вряд ли. Я видел, моя женушка крепится, чтобы не пустить слезу, хотя она у меня далеко не плакса. И переживали мы события пострашней, чем отъезд. Намного. Познакомились мы в детском оздоровительном лагере, где работали воспитателями. Там я ввязался в совсем не детскую историю, грозившую возможной потерей жизни, и с трудом выпутался из нее благополучно.
А Лида была всему свидетелем, ее те события затронули по касательной.
– Ну, что? – сказала Лида, когда объявили посадку. – Держись и не скучай! Звони почаще. Договорились?
– Безоговорочно!