– Это что? – просипел Ефим. – О господи!
В ту же секунду мужик бросил тело несчастной женщины оземь. То, что было Радой, покатилось по ступенькам и упало к ногам Глеба Лукича.
– Кукла! – завизжала Тина.
– … – бросил Ларионов. – Вы здесь все с ума никак посходили?
Не успели присутствующие чуть-чуть прийти в себя, как донесся веселый голосок:
– Что случилось? Глебчик, ты дома?!
От ворот шла веселая Рада с корзинкой в руках. Несколько секунд все молча смотрели на нее, потом разом заорали:
– Ты где была?
– У Ершовых, – попятилась Рада, – у Никиты и Лены, они рано утром позвонили и пригласили меня посмотреть свой новый дом. Никита купил тут, в Алябьеве, по моей наводке особняк, вот…
– Значит, – нехорошо улыбаясь, сказал Глеб Лукич, – ты бросила в бассейн идиотскую игрушку и умчалась…
– Нет, – покачала головой Рада, – я даже не ходила к бассейну.
– А кто же решил пошутить? – Хозяин буравил всех глазами. – И почему у идиотского манекена на пальце твое кольцо?
В ответ – молчание. Потом Тина пролепетала: – Это я надела, но не сегодня, а снять забыла! Я вообще только сейчас про него вспомнила.
– Значит, так, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, заявил Ларионов, – вы, парни, уезжайте.
Мужчины молча влезли в автобусик и были таковы.
– А вы, друзья, шагом марш в мой кабинет, – с улыбкой на устах приказал Глеб Лукич и пнул куклу ногой.
Я поежилась. Если бы гадюка умела улыбаться, на ее морде небось гуляла бы именно такая ухмылка.
Глава 4
Гнев, упавший на наши головы, был страшен. Досталось всем: постоянно изображающим трупы Тине и Раде, орущим по каждому поводу Кирюшке и Лизавете, ехидно улыбающемуся Максу, дрожащей Карине, беспрестанно хватающемуся за сердце Ефиму и испуганно молчащей Насте. Чаша гнева миновала лишь меня, более того, разъяренный Глеб Лукич гремел:
– Одна Лампа ведет себя прилично! Валяется в саду да почитывает детективчики, обжираясь конфетами. Берите с нее пример.
– Меня тошнит от криминального чтива, – попытался изобразить эстета Ефим.
Секунду отец смотрел на проявившего непокорность сына, потом заявил:
– Велено сидеть в саду и читать Маринину всем!
От его спокойного, глуховатого голоса мне стало так страшно, что я чуть не лишилась чувств.
Утром, около десяти, ко мне поскреблась Тина.
– Сделай доброе дело, – заговорщицки прошептала она, – сходи к папе в кабинет и узнай, какое у него настроение. Обычно он больше двух часов не злится, но вчера прямо совсем раскипятился. Кстати, смотри, что у меня есть!
И она вытащила из кармана вставную челюсть, омерзительно натуральную, с выбитыми передними зубами.
– Вот, – принялась пояснять Тина, – натягиваешь, и всем кажется, что