Я много раз переделывала. Мне очень хочется нарисовать точно такую же сирень, какую я запомнила. Я рисовала каждый цветок отдельно и много раз стирала всё. Мне даже пришлось взять ещё один лиловый бутон и смешивать фиолетовый с красным для нужного цвета.
А к сирени я нарисовала и площадку перед школой, и клумбы, и даже школу для вида. Много «красок» пришлось смешать.
«Я с третьего класса металась по школам. Нигде не хотели меня терпеть… А здесь я даже подружку нашла… Вроде и неплохая школа. За исключением уроков…»
С рисунком я провозилась до самого вечера. А засыпала довольная, пристально глядя на свою работу.
«Завтра надо будет ещё что-нибудь нарисовать…»
***
Я провела здесь ещё почти месяц. За это время я научилась нормально стирать, заплетать косички, нашла недалеко от водопада цветы с жёлтой и оранжевой пыльцой (да, я вспомнила как это называется), раскрасила все стены в каморке… в общем всё здорово… Но мне очень не хватает общения: я больше пятидесяти раз безуспешно пыталась выбраться отсюда, много раз исцарапала руки от нервов и, кажется, потихоньку начала сходить с ума.
Я больше месяца не видела людей – моим единственным собеседником была та самая говорящая синица. Каждое утро я просыпалась от её оклика, а иногда вставала раньше и с нетерпеньем ждала её прилёта.
Правда, я так и не поняла, куда она носит камни. Не поняла ни кто такая Сара, ни кто я сама. И много раз пыталась выпытать у птички, что это за Колыбельная, о которой она постоянно говорит.
Но я поняла, что я очень редко чувствую голод: за весь месяц я побыла голодной только один раз, и опять потеряла сознание от инстинктов. И опять же я проснулась вся в крови.
Я уже привыкла к этому телу, но в последнее время мне ужасно стала давить моя собственная кожа. В человеческой части нормально, а вот в змеиной… Больно до жути. Я не могу нормально ползать, да и в принципе двигаться.
– Колыбельная, – вот это будильник.
Я с болью выползаю на улицу. В лапках у синицы свёрнутая бумажка.
– Ира, – выдаёт птичка и кидает бумажку на землю.
«Ира? А кто это?»
– А кто такая Ира? – я давно не слышала, чтобы синица говорила новые слова.
– Ира тоже любит блестяшки. Ира – маленькая жадина.
«Ира… Сара… Стоп, это же человеческие имена. Неужели здесь тоже есть люди?»
– А где живёт Ира? – с надеждой спрашиваю я.
– Ира – маленькая жадина.
– А живёт она где?
– Маленькая жадина.
– А с-с-Сара где живёт?
– Сара жадная. Сара любит блестяшки.
– А живут они где?
– Сара. Ира.
– У-ух!