Она молила и крестила
Все звёзды на его пути.
Подошвы вновь крутили землю,
Из поднебесья падал снег,
И у небес просил прощения
До боли мирный человек.
Её слова он плохо помнил,
И обитал наедине,
Смотря как она громко плачет,
Сгорая правдою в огне.
Конечно жить так бесполезно,
Вконец не думать ни о чём,
И ждать когда она придёт
С рассветом,
И окровавленным мечём.
Она вошла в дома без стука,
Уселась за голодный стол,
В шкафу развесила скелеты,
Измазав стены сажей и углём.
В окне, её намного больше,
Она сожгла вишнёвый сад,
Посеяв зёрна темноты и боли,
Чтобы взошёл кромешный ад.
Звонки исчезли с чёрным ветром.
Так больше не могла она,
Когда нет ни любви, ни света,
Тогда спасение лишь – война.
Случай в гатчинском соборе
Тишину вдруг пронзает
Тройное «Алло …»
Под иконой святого
От бабкиных слов.
В православном соборе
Стоит шум и гам:
Маникюр и укладку
Оформляет мадам.
Ей уж скоро в земле
Под крестом остывать,
И не важно что ей
Всего семьдесят пять.
Бабка сквЕрна,
И смотрит на всё с высоты:
На советы, запреты,
И гнев пустоты.
Видно в стенах собора
Улучшена связь,
Раз старушка звонит
Ничего не боясь.
Прихожане, и честные
Люди ропщат,
На исчадие моды
Бросают свой взгляд.
Но никак не уймётся
«Святая» старуха.
Обсуждает подробно
От уха до уха,
Что укладка должна быть
Как свадебный стол,
Маникюр безупречен,
Чтоб не пить корвалол.
Предложить бы ей яда
Или сонный укол,
Вот тогда бы затих
Этот шумный мосол.
Продолжался как долго
Чудной балаган?
Видно целую вечность,
Угнетая мирян,
Приходящих молитвой
Других исцелить,
Покаянием душу
Свою осветлить.
Чем закончилась
Эта «молитва» не знаю,
Но историю не вернуть вспять.
Лишь уверен я: бабку,
Мобильник, иконы,
Буду долго ещё вспоминать.
Мужичина
Мужичина – что скотина,
Поорать и потрепать,
В небо удочку закинуть,
И на лавке стаканАть.
У него такая прихоть
Каждый день и всякий час,
Табаку в усы занюхать
И начать чудной рассказ.
В монологе же павлином
Расшивает кто он есть,
Что о жизни много знает,
И не кончился он весь.
За раз десятину барынь
Мог как мерин застонать,
Остудив