Глава 3
Что содержала пухлая папка
Двадцать второго апреля, в четверг, около четырех часов утра в городское отделение милиции, расположенное в Академической слободе, пришел небольшого роста сухонький старик. Когда дежурный сержант с заспанным лицом поинтересовался, какая такая нужда принесла старикана в столь ранний час в милицию, неожиданный визитер ничтоже сумняшеся ответил:
– Я слышал выстрелы.
– Небось показалось спросонок, – заметил старикану невыспавшийся сержант, щуря глаза.
– Ничего не показалось, – обиделся старик. – Не спал я. Потому как бессонница у меня. И слух у меня хороший, несмотря на возраст…
– И где же ты слышал выстрелы, старик? – поинтересовался дежурный сержант, по-прежнему не очень веря утреннему посетителю.
– В соседнем доме, что напротив от меня, – уверенно ответил старикан.
– А ты ничего не путаешь, дед? – все еще сомневаясь, недоверчиво спросил дежурный сержант. – Может, кто-то за малосольными огурцами в подпол полез да крышкой погреба стукнул. В такую рань все что угодно может показаться.
– Да ничего я не путаю, – последовал твердый ответ. – Уж наслушался я этих выстрелов… Чай, две войны прошел: с японцем, а потом позже с германцем. Так что выстрел от какого иного шуму отличить могу.
Ссылка на боевой опыт весьма серьезный аргумент. Тотчас вызвали участкового. Тот заявился в отделение минут через пятнадцать (проживал где-то поблизости), и старик вместе с ним отправился к дому, в котором дед слышал выстрелы.
– Сколько было выстрелов? – спросил по дороге участковый уполномоченный.
– Два, – уверенно ответил старик. – Они друг за дружкой прозвучали.
К дому покойного профессора Завадского подошли, когда уже совсем рассвело. На посветлевшем небе, словно небесные мазки, застыли перистые облака.
– Это тот самый дом? – поинтересовался участковый, указав на дом покойного профессора Завадского.
– Тот самый, – подтвердил дед.
Приоткрыв скрипучую калитку, вошли в крошечный палисадник, поднялись на крепко сбитое крыльцо, сдержанно постучались в серую дощатую дверь.
Никто не открыл. Постучались еще, на этот раз посильнее. Где-то в молочной вышине задиристым щебетанием отозвался зяблик.
Участковый посмотрел на деда, продолжавшего хранить молчание, и потянул на себя дверную ручку. Дверь, издав протяжный скрип, отворилась.
– Стой тут покуда, – буркнул участковый и бочком скользнул в образовавшийся проход.
Сеней в доме как таковых не имелось. Наблюдалась большая аккуратная прихожая, как это заведено в отдельных городских квартирах. Подле входа размещалась вешалка; к стене придвинуто большое зеркало с тумбочкой, дверца которой была наполовину открыта, и небольшой, обитый зеленой материей деревянный диван, рассчитанный всего-то на двоих седоков, который на французский манер называют канапе.
Участковый