В гостиную вошли все еще не опоздавшие Веневитинов и Титов.
– Дмитрий Веневитинов! – представил Грибоедову Рылеев. – Поэт.
– Поэт! – согласился Мальцов. – Ты-то сколько языков знаешь?
– Шесть с половиной.
– Какой в половине?
– Польский.
– Владимир Титов! – Мальцов смотрел вопрошающе. – Языков, разумеется, семь?
– Кажется, семь, – не понял вопроса гость.
Все сели за стол.
– Такие вот мы! – улыбнулся Рылеев Грибоедову. – Александр Сергеевич, почитайте нам!
– Кондратий Федорович! – запротестовал Соболевский. – Когда мы с Мальцовым по-свойски приглашали Александра Сергеевича на завтрак, он пожелал быть среди нас. Но слушателем. Итак, начинаем мы с Мальцовым.
С боем часов в гостиную вбежали Кюхельбекер и Никита Муравьев.
– Литература требует точности, какой и механики не знают, – сказал Грибоедов, – впрочем, запоздавший на полчаса завтрак не беда. Разумеется, если завтрак этот не в Зимнем и не в посольстве.
Александр Сергеевич смотрел на Рылеева, а Кондратия Федоровича пробрал холодок между лопатками: ни с того ни с сего стало страшно за изумительного сочинителя. Будет много чего! Но второму «Горю от ума» не быть. Автор первого – здесь и сейчас. Россия Александра I и Аракчеева – это не Россия Екатерины Алексеевны, когда в тюрьмы сажали масонов… Откуда он, омерзительный, ничем не спровоцированный страх? С чего бы то?
Когда разливали водку, явились Павлов, Каховский. Все кресла теперь были заняты.
– Завтрак начинаем эпиграммой Дмитриева, – объявил Рылеев. – Однако будем помнить, с нами автор, сказавший: «Мне завещал отец: во-первых, угождать всем людям без изъятья – хозяину, где доведется жить, начальнику, с кем буду я служить, слуге его, который чистит платья, швейцару, дворнику, для избежанья зла, собаке дворника, чтоб ласкова была».
– «Горе от ума» – комедия, – сказал весело Мальцов, – а мы представляем с Соболевским трагедь, хоть она всего лишь эпиграмма.
Соболевский, отчаянно взмахивая ладонями у своего лица, простонал:
– Я разорился от воров!
– Ну, что за истерика? – Увещевая несчастного, Мальцов был искренним в своих чувствах. – Жалею о твоем я горе!
– Украли пук моих стихов! – Сказано это было просто, без надрыва, но так, что хотелось помочь.
– Жалею я об воре.
Мальцов сказал это тоже просто, но до того радостно. Грибоедов засмеялся:
– Четыре строки, а как это представлено!
– Шутка Дмитриева безобидная, – Рылеев значительно умолк, – а вот тема для России горестная. Мы все славим Петра Великого, однако чиновничество, привитое на жизнь наивного русского общества, превратило всю Табель о рангах в казнокрадов. Чем выше положение, тем значительнее взятка.
Мальцов