– На других судах не так хорошо получается, – обернувшись к нему, объяснил Василий. – Поморский коч не вчера придуман. У других судов срок навигации короткий, а у коча – долгий. Он, вишь, округлый, как орех, попадет меж льдинами, стиснут его, – так они не ломают ему борта, а выталкивают наверх. А по битому льду он и подавно хорошо ходит. Не барка, чай…
– Наши коцморы и волоком тасцить сподруцно, – добавил Гаврила Иванович. – А цто до льда – так они у нас в коце.
– В коце? – переспросил изумленный Федька.
– По-нашему – в коче. Так у них ледовая шуба называется. Отсюда и суденышко зовется – коч, – вместо помора ответил Василий. – Я уж знаю, в четвертый раз на Соловки иду.
Родионов, которому не менее парнишек было любопытно, подошел поближе, стал слушать.
– Коч вот тут и вот тут дубом или лиственницей поверх бортов обшит, чтобы лед борта не пропорол. Кабы мы позже пришли, то увидели бы, сколь ловко они волоком свой коч через сплошной лед перетаскивают. Когда большие льдины его вытолкнут – то уже ни парус, ни весла, а только волоком. И вот берут молодцы большой якорь, в четыре с половиной пуда, спускаются на лед, отходят подальше, рубят лунку, туда лапу якоря спускают и цепляют. А потом те, что на коче, выбирают якорный канат – и судно ползет. Неторопливо – да ведь и на месте не стоит.
– Сами видели? – уточнил Родионов.
– Я с ними на промысел ходил. Заскучал в обители, сам отец настоятель нам благословил – проветриться да и улов привезти. В Филипповских садках-то возле обители рыба есть – и сельдь, и треска. Но она – про запас.
Морозов нахмурился – вот ведь и настоятеля хитрый Василий как-то очаровал.
Подождали, пока Гаврила Иванович позволил подниматься на суда. И, перекрестясь, пошли по сходням.
Савелий Григорьевич взошел на палубу коча и с недоумением уставился на довольно большую дырку в ней.
– Не бойся, там лестница, спускайся в трюм, – сказал ему Василий. – В трюме поплывем. Обратного груза у них мало, нам в трюме будет хорошо, просторно. Бог даст, обойдется без бури.
– А другого места для нас нет? – спросил Ушаков.
– Нет другого места. В носу – печь, там сами поморы живут. Там же у них образ Николы-Угодника, кому охота помолиться – они пустят. А в корме живет кормщик.
– Так, значит, у них там – печь, а нам тут – мерзнуть? – возмутился Ушаков.
– Не нравится – беги по водам, аки посуху, – предложил Василий. – Заодно и согреешься. А чтобы не отстал, мы тебе горло веревкой захлестнем, за собой на веревке потащим.
Молодые поморы рассмеялись.
Савелию тоже не понравилось, что двое суток придется просидеть в трюме,