На первом этаже ему, как назло, встретилась Людочка и, глядя на нелепый вид начальника, невольно рассмеялась. Вдобавок, растерявшись, брякнула, что белое в чёрную крапинку ему очень к лицу.
Иннокентий Петрович побагровел, рванул в кабинет, сдёрнул с себя ненавистный пиджак, галстук и облачился в чёрный костюм. Достал из сейфа дело Кузнецова и сел за стол. Глядя на фотографию подследственного – восемнадцатилетнего белобрысого паренька – он вполголоса с ненавистью произнёс: «Вот сволочь! Руками размахивать вздумал, законы нарушать. Посажу я тебя, суку, непременно посажу».
В эту минуту послышался глухой, леденящий душу смех. Так мог смеяться только прокуратор.
Равновесие
Лето ещё обдавало дневным жаром наступивший вечер. Но на селе мало-помалу угомонилась суета, коровы вернулись с пастбищ и успели отдать хозяйкам накопившееся молоко. Дети, набегавшись за день и накупавшись в местном болотистом пруду, прижались к пышным бокам сидящих на призаборных скамейках мамаш.
К этому времени ежедневные дела были завершены, семьи накормлены, и жещины неторопливо судачили о деревенских новостях, непременно начинающихся с того, кто и как сегодня народился, усоп, поссорился или замирился и какая нынче стояла погода.
Особое внимание уделялось проходящим мимо жителям, их обновкам в одежде, состоянию трезвости и на каком расстоянии находились женщины от своих спутников, тем более если они не были связаны друг с другом брачными узами. От этих бдительных смотрящих во многом зависела дальнейшая жизнь сельчан – останутся ли они в когорте добропорядочных и благопристойных или перейдут в группу аморальных и ветреных. Назавтра результаты увиденного непременно отразятся в новостях у колодца, а далее разнесутся вместе с вёдрами по домам, где будут поданы в качестве утреннего десерта и обсосаны как петушки на палочке.
В редком, неторопливом людском потоке, протекающем мимо скамеек, бдительным сообществом были отмечены двое пожилых мужчин, два кума – местный бухгалтер Иван Григорьевич и завскладом, опять же Иван, но уже Петрович. Оба несколько лет как свернули с широкой жизненной магистрали на боковую стариковскую стёжку, но были ещё крепки, что и позволяло им ежедневно вливаться в ряды рабочих и служащих.
Вот и сегодня степенно и неторопливо они продвигались к своим хатам после трудовой вахты и, безусловно, вскоре бы вступили на их пороги, если бы не одно обстоятельство. Как назло, перед последним поворотом на углу стоял шинок, из окон которого невидимым шлагбаумом перегораживали улицу ароматы жареной домашней колбасы, сдобренного чесноком сала, укропного рассола кислых огурчиков и испарений горилки, некстати расплескавшейся по столу от небрежного налива.
Как по команде кумовья остановились и стали внимательно смотреть в сторону, противоположную от