Наконец Галл развернул свиток, но, прежде чем прочесть его, заметил:
– Служба в армии – достойное занятие и хорошая школа. А ты, как сам понимаешь, направлен сюда именно для этого. Не скрою, мне приятно видеть, что молодые люди еще помнят о своем долге перед отчизной. Особенно сейчас, когда она в них так нуждается.
– Долг – не бремя! Это священная обязанность каждого римлянина, – отчеканил Лукан.
– Именно так. – Бледное от недосыпания лицо наместника оживилось. – Именно так, – повторил он и принялся читать письмо Сервия.
Лукан терпеливо ждал, когда он закончит. Навытяжку стоял у стола и разглядывал кабинет – большое квадратное помещение, дальняя стена которого была оборудована стеллажами, сплошь забитыми свитками пергамента и папируса. К левой была придвинута длинная софа, мягкую обивку которой, по-видимому, совсем недавно заменили. Чуть в стороне от нее, на постаменте в углублении стены, стояли бронзовые изображения Юпитера и Марса. Ничего лишнего. Все просто и в то же время со вкусом. Окна правой стены – их было два – выходили в древний, как и само здание, сад. Сейчас над его расчисткой работали рабы, скорее всего, привезенные Галлом из Британии. Их обнаженные торсы носили следы затянувшихся ран.
– Понятно, – сказал Галл, отрывая Лукана от его наблюдений.
Он откинулся на спинку стула, улыбнулся ему. Какое-то время молчал, и Лукан буквально почувствовал, насколько мощная волна энергии исходит от этого человека. Даже косые лучи солнца, пронзающие окна, казалось, искрились в потоках этой могучей силы.
– Я давно и близко знаю твоего отца, – неспешно заговорил он, и его густой низкий голос наполнил кабинет, – но так сложилось, что мы уже давно не виделись. Даже во время моего последнего короткого визита в Рим не представился случай. Уж такова жизнь – сплошная суета, за которой порой некогда уделить внимание достойному человеку. – Галл прервался, в его глазах, все еще сохраняющих огонек молодости, промелькнула тень, тень сожаления о чем-то безвозвратно утраченном. – Уверен, – продолжил он, – твой отец знает, что делает, и в сложившихся обстоятельствах боги не оставят его. А он, повторяю, – человек достойный. И надеюсь, что ты, мой мальчик, не уронишь его имя, имя вашего славного рода. Поверь, мне бы искренне не хотелось разочароваться. Ты понимаешь, о чем я?
Лукан почтительно промолчал, и наместник закончил:
– Неприятно и больно видеть, как молодые римляне тратят свое время, свою жизнь… попусту, предпочитая силе тела и духа вино и распутных женщин.
– Это не про меня! – твердо заявил Лукан.
– Сколько раз я слышал эти слова! – Галл качнул головой. – Вот только судьба преподносит нам гораздо больше разочарований, чем мы готовы принять.
– Честь рода я не уроню! – упрямо повторил Лукан, и наместник улыбнулся снова.
– Мне нравится твоя