Разложив перед собой еду, Джош принялся неторопливо жевать, слушая товарища вполуха и занятый больше собственными мыслями.
– Все стены в факелах да канделябрах, светло, как днём! Эх, видел бы ты, как гости разодеты! Пояса в каменьях все, обручи золотые на головах. А леди Алиенора-то наша, графская дочка, до чего ж всё-таки красивая девка! Жозефина твоя рядом не стояла. Вся в фиолетовом с золотым шитьём, вырез такой – полгруди наружу, а подол – не поверишь! – сзади на три локтя волочится! Эх, глянуть бы на её ножки хоть разок.
Джош фыркнул.
– Ишь ты, размечтался. Ты что же, сам всё это видел?
– Ну, да. – Гуго даже оскорбился. – Гербер меня там подрядил блюда выносить. В смысле, уносить пустые. А кушанья слуги в ливреях выносят, каждый из их светлостей, наверное, по десятку их с собой привёз. Ну, ладно. – Гуго поднялся, отряхиваясь от соломы. – Идти мне надо. Там ещё на полночи празднество. Говорят, менестрель будет, песни будет петь. А народ во дворе тоже пьянствует-веселится, пиво рекой течёт, вся стража вдрызг. Если скоро закончится, тогда ещё к тебе загляну. И девчонок полно: Мари, Глэнис, Гвен – все там. Кстати, Жоззи твоя там с Дойлом джигу отплясывает. Спрашивала, где ты.
– Да хватит уже меня склонять, – рассердился Джош, – пусть пляшет себе на здоровье. Она моя такая же, как и твоя.
Гуго хохотнул, осторожно выглянул из пролома в стене и, махнув рукой на прощанье, скрылся в темноте. Джош посидел ещё несколько минут, прислушиваясь к доносившимся издали звукам празднества, вздохнул, и, решив, что делать больше нечего, зарылся с головой в стог сена, устраиваясь на ночь.
Какое-то время спустя – кажется, сонно подумал он, народ ещё веселится, – Джош проснулся от постороннего шума. Гуго, что ли? Он поднял голову и замер, еле сдерживая дыхание. Не Гуго. В проломе, служившем входом в каморку, ясно вырисовывалась голова человека. Было темно, но в отблесках фонарей, освещавших Рыночную площадь, Джош сразу узнал знакомое лицо с длинными, висящими по обеим сторонам рта, усами. Буллит.
Неуверенно подтянувшись на руках, наёмник забрался внутрь и, пошатываясь, остановился, по-видимому, привыкая к темноте. От него сильно несло винным перегаром. Сердце Джоша заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Помотав головой, Буллит опёрся о стену – слава богам, за противоположную от стога сена, – и стал пробираться вглубь помещения, прямо по направлению к деревянной дверце. Достав что-то из кармана – ключ – он с третьей попытки вставил его в замочную скважину.
Джош услышал скрежет замка и натужное пыхтенье.
– Прок… проклятье. Проржавело насквозь.
Ещё пару минут – и наёмнику удалось повернуть ключ. Безрезультатно подёргав его в обратную сторону, Буллит ругнулся и, оставив ключ в замке, скользнул за дверь.
Спустя несколько мгновений оттуда донесся осторожный стук.