Предсказание на меди. Андрей Шаповалов

ноги подломятся, и вся она рассыплется на мелкие колючие крошки. Настя попыталась унять страх. Хозяин не любил, когда она так тряслась, а уж если он чего не любил, так бил наотмашь, без жалости, жестоко и усердно, пока она не превращалась от боли в мягкую тряпичную куклу, которую он тогда кидал на лавку, мял и давил своими могучими руками, наваливался тяжелым телом и рвал все внутри… Этого она больше всего боялась. Тело потом несколько недель ныло во всех местах так, что ни лежать, ни сидеть было невмоготу, а уж работать и подавно… а от работы ее никто не освобождал. За малую оплошность или, когда ему казалось, что она недостаточно резво бежит, мог опять бить, еще больше зверея от ее бессилия и собственной жестокости, выволочь за волосы в сарайку и там снова наваливаться и мять…и рвать одежду… и рвать нутро… Сколько она этого вытерпела в свой первый год в этом доме. Даже вспоминать страшно. Уж лучше так, без боя, без синяков и тягучей костной боли во всем теле.

      Сняв нижнюю рубаху, Настя замерла на мгновение, выпрямилась, посмотрела на хозяина.

      – Иди сюда… ближе иди, не бойся, – произнес он хрипловатым и, казалось, даже ласковым голосом, если, конечно, у него вообще мог быть ласковый голос.

      Настя шагнула к нему и оказалась в круге слабого света от лучины в стенном светце. Теперь он ее хорошо видел, нужно было не дрожать, не показывать вида, что она боится или противится. Он теперь мог дотянуться до нее рукой… или кулаком, если захочет. Тело, как назло, все покрылось противной гусиной кожей, маленькие, тонкие как пух, волоски на бедрах встопорщились. Она на миг прикрыла глаза, стараясь успокоиться, силой души унять противную дрожь… Не получилось. Она открыла глаза и встретила прищуренный, усмехающийся взгляд хозяина.

      ***

      На дворе она глубоко вздохнула свежий морозный воздух с легким вкусом березового дыма из труб. Похолодало, небо вызвездило, а луна, кажется, висит прямо над ее головой. Поздно уже. Настя легко пробежала по дорожке. Взяла Чалого под уздцы, отвела сани под навес, отпрягла коня, затем отвела его на конюшню, где насыпала в ясли овес и надергала сена ему и кобыле, стоящей в соседнем стойле. Прихватив из саней два тяжелых тулупа, выглянула из-за сарая в сторону бани. Там в окошке еще виднелся огонек лучины, значит, хозяин еще не в доме. Она быстро проскочила двор и тихо шмыгнула в избу. Тетя Марфа стояла на коленях перед иконами и тихо молилась. За молитвой Настя заставала ее каждый день, когда сама была с хозяином. Стараясь не шуметь, Настя разложила мерзлые тулупы на лавке у печи и выскочила в сени. Здесь она скинула душегрею, сняла с головы чуть подмокший платок, насухо вытерла свои длинные шелковистые волосы сухим рушником, заплела их в свободную косу и вновь покрыла платком. В углу, у дверей, стояло ведро с варевом для поросят, от которого еще слегка парило, рядом стояла тарелка с большой коровьей костью. Это тетя Марфа все ей приготовила для вечерней заботы. Настя вновь одела душегрею, плотно застегнув ее на все пуговицы, взяла тяжелое ведро в одну руку, а кость в другую, оставив