Пробираясь, Василий уперся в густой кустарник, с темными тонкими ветвями, всем своим объемом создавший такую упругую непроходимость, что пробраться через препятствие никакой возможности не было. Василий эти кусты просто ненавидел. Даже колючки шиповника, терна, молодой акации не доставляли столько неприятностей, сколько этот кустарник, названия которого Василий не знал. Растение это просто не давало прохода. Его нужно было только обходить. В кусты эти, с возвышающихся деревьев, нападало древесного сора отжившего свое: веток, сучьев, коры. Поперек лежало сломленное недавней бурей дерево, создававшее вместе с этими кустами, просто непреодолимый для пешеходного человека завал.
Василий повернул вправо и, изгибаясь в разные стороны, полез вдоль кустарника, высматривая хоть какой-то прогал, малейший просвет куда можно втиснуться и двигаться дальше. Подбираясь все ближе и ближе, и, встав на колени, пригнув голову, – снизу от земли было лучше видно, – он сквозь прутья расширявшихся к вершинам кустов, увидел махавшего хвостом, белозубо оскаленного пса. Чувствуя приближение хозяина, тот взвизгнул и принялся лаять уже как-бы горячась, задрав умную морду к верхушке раскидистого тополя. После появления хозяина, всегда раздавался грохот, и эта, раздражавшая, не дававшая покоя птица обрушивалась. И с треском ломая собою все тонкое и засохшее на пути к земле, тяжело шлепалась о её твердь. И, такая горячая, такая ожидаемо-вкусная, еще трепеща, попадала в жаждущую, клыкастую пасть.
Светлый ствол тополя окружали деревья, и увидеть где затаилась птица, возможности пока не было. Крупные, округлые тополиные листья покоробились, но еще частично были зелены, и облетели далеко не все. «Кур-рук» – вновь подал голос недовольный фазан. Он был где-то там. Где-то рядом. Василий лег на землю, и стал подползать по-пластунски. Палая листва гремела ржавыми консервными банками. Пыль поднималась и лезла в нос. За ворот, на спину нападало, натряслось какой-то царапающей дряни. Её до дрожи хотелось достать и выбросить. В правой ноздре, что-то закрутилось, защекотало, словно туда вставили сухую травинку и принялись вращать. Неудержимо захотелось чихнуть. Чтоб не напугать птицу, Василий с силой задержал дыхание и от этого в ушах послышался шум морского прибоя. Выпустив из правой руки тонкую шейку приклада, он быстро-быстро потер ладонью, разминая нос, и наконец, мизинцем попытался пробраться в ноздрю, царапая ее раздраженную поверхность отросшим ногтем. Желание чихнуть прошло, и вместе с ним, отступившим, нахлынуло какое-то туманящее разум чувство,