– Владислав Игоревич? – тихо спросила Настасья.
– Ага, – поддакнул олигарх, в упор глянув на Настасью. – Давай вначале поедим. Чего-то устал я. О делах потом.
– Давайте, – Настасья ткнула официанту в меню и, сделав привычный заказ, осознала, что время казни несколько откладывается. Можно расслабиться.
Но организм понял команду буквально. Настасья вежливо улыбнулась Семечкину, отхлебнула из стакана холодной воды, облегченно выдохнула. И тут ее «понесло»!
– А у вас лысина светится! – весело констатировала Настасья. Внутри нее начали происходить невиданные изменения. Хотелось смеяться и плакать одновременно. Усталость, накопленная за месяцы переработки, решила трансформироваться в истерику именно сейчас.
Олигарх поперхнулся салатом и посмотрел на Настасью с большим интересом.
– У меня никогда не было лысых мужчин! – продолжила Настасья. Долой солидность и профессионализм! Да какое ей дело до сделки, премии и прочего! Устала, как собака, никакой личной жизни, а постоянный страх и неуверенность надоели! Вон олигарх растерялся! Одной фразой «сделала» его!
– А вы, однако, кадр! – хмыкнул олигарх Семечкин и с любопытством уставился на собеседницу, подперев лысую голову рукой.
– А то! – Настасья окончательно потеряла страх. Ее «несло» все дальше и дальше. – Я тоже устала. И знаете, хочу выпить игристого вина. Бокал. Нет, бутылку. Вы, ведь, для себя уже решили заключать с нами договор или не стоит. Поэтому, делаю простой вывод, что от меня ничего не зависит. Так? Так! Значит можно напиться в любом случае. Либо от горя, либо от радости. К чему лишние разговоры. Будем пить!
Владислав Игоревич Семечкин, хитро улыбнувшись, не споря, заказал бутылку вина и сто пятьдесят грамм конька.
– Ну, пить, так пить! У меня в жизни не было таких деловых переговоров, – сказал олигарх в ожидании заказа. – Значит, от меня зависит ваша радость или горе? Будем пить, пока не понравимся друг другу? Прямолинейная вы девушка. Ничего не скажешь.
– За девушку, огромное мерси! – Если бы сейчас зазвучала музыка, Настасья точно бы пустилась в пляс. Терять нечего! – Мне тридцать семь лет, а четыре месяца назад меня предал любимый человек. И я думала, что жизнь закончилась…
Официант принес заказ. Олигарх Семечкин сделал знак уйти, сам разлил коньяк и игристое вино. А Настасья не могла остановиться, рассказывая совершенно неизвестному человеку свою историю. Пока убывало спиртное, она успела поплакать, и от души посмеяться, показывая в ролях сцену около спортивного клуба.
Владислав Игоревич, живо реагирующий