Тамара думала, что её сердце разорвётся в груди. Утром она не вышла из своей комнаты.
Бабушка кричала:
– Тома! Тома! Иди учиться!
Но у Томы поднялась температура. Девочка лежала в кровати и смотрела в потолок.
Марфа Игнатьевна подошла к внучке, потрогала лоб и воскликнула:
– Боже святый! Горит девчонка, беда какая!
Тамара плохо помнила, что происходило в те дни.
Настасья говорила матери:
– Отныне вы ходите стирать одна! Застудили мне ребёнка!
– Так пусть закаляется! Она ж помрёт в случае чего! – возмущалась Марфа Игнатьевна.
– Вы так и мечтаете об этом! Так давайте, убейте её сейчас, и меня, и Сеньку! Вы же хотите остаться одна! – кричала на мать Настя.
– О-хо-хо. – Марфа Игнатьевна не сдавалась. – Мне для этого убивать вас не надо.
На пятый день болезни Тамаре стало легче.
Мать сидела рядом с ней, держала маленькую ладошку в своей руке и шептала:
– Доченька, ты обязательно поправишься. Я обещаю, ты больше не пойдёшь стирать в реке.
– Пойду, – ответила Тамара. – Я хочу дослушать сказку.
– Какую сказку?
– О красивой дочке богача и Исуре…
Тамара никогда не видела у матери таких удивлённых глаз. Настасья даже закашлялась.
Потом улыбнулась, кажется, через силу и попросила дочку:
– А мне ты расскажешь эту сказку?
Тамара кивнула и начала:
– По ту и по эту сторону нашей реки раньше стояли домики…
Настя слушала рассказ дочери и старалась улыбаться, но когда вышла из комнаты, позвала свою мать:
– Мама, где вы?
Марфа Игнатьевна не спешила отзываться.
Только с третьего раза подала голос.
– Чего разоралась? Слышу я. Подойди по-человечески. Горланишь, как ворона.
Настя схватила мать за шею и стала её душить.
– Ты что творишь, – хрипела Марфа, – что творишь? Бог с тобой! Никак помешалась на том, что муж бросил тебя, и приплод ему не нужен? Почему же ты ему не сказала, что на сносях? Убивай давай! И потом родить не сможешь. Будешь в муках корчиться, никто к тебе не подойдёт за то, что ты мать жизни лишила!
Настя ослабила хватку, грузно опустилась на стул, закрыла лицо руками и зарыдала.
Пока Марфа Игнатьевна откашливалась, её дочь плакала.
– Говорю тебе – не позорься. Пётр Александрович – видный человек. Умный, воспитанный. Сдался тебе этот пролетариат. Он же не стóит даже твоей волосинки! У него, небось, баба в городе. А ты тут слёзы льёшь. А Пётр – человек ответственный: и ребёночка воспитает, и Сеньке ума даст.
– Вы зачем Тамаре рассказываете о своей жизни? Зачем маленькой девочке ваши приключения? Отчего же это сказкой стало? Меня позорите, что себя не с тем связала, а сами-то…
Марфа Игнатьевна усмехнулась.
– А… Вот откуда ноги растут. А мне скрывать нечего. Пусть знает, какой может