– Не думаю, что ему там что-то потребуется, приятель. Но, возможно, ты захочешь оставить эту футболку себе. Ты сможешь надевать ее каждый раз, когда будешь скучать по нему.
Его глаза расширились от удивления.
– Ты так делаешь с одеждой тети Джессики?
Смех вырвался из моей груди прежде, чем перманентное состояние страдания успело его подавить. Если бы я хоть на секунду задумался об этом по-настоящему, это было бы как ножом по сердцу. У меня не осталось ни одной вещи Джессики. Ничего, что я мог бы прижимать к груди по ночам. Ничего, что я мог бы передать Луне. Не считая фотографий, которые я сумел откопать, ничего из нашей совместной жизни не уцелело после пожара.
Однако в этот момент, глядя на храброго маленького мальчика, собирающегося на похороны отца, я жил настоящим.
– А что? Думаешь, я бы плохо смотрелся в одном из ее нарядов?
Он пожал плечами.
– Скорее да.
– Спешу заметить, что я выгляжу очень эффектно в кроп-топе.
– Кроп чего? – Он скривил губу – опять в точности как Роб.
Я встал и похлопал себя по животу.
– Кроп-топ. Это такая футболка с открытым животом. Ты же наверняка видел мой пресс.
– Нет, но я видел твои волосы от куриных наггетсов на груди.
Я разразился смехом, который, клянусь, прокатился по всему моему телу. Что ж, привет, эндорфины. Так мило, что вы решили снова прийти в мою жизнь.
– Что здесь происходит? – спросила Бри.
Я резко развернулся, как ребенок, которого поймали за воровством печенья, и увидел ее в длинном черном платье, с волнистыми каштановыми волосами, заколотыми сзади, и с безупречным макияжем – таково было ее представление о совершенстве.
– О, привет, – поздоровался я с неловкой улыбкой на лице.
Отношения с Бри все еще были, эм, за неимением более подходящих слов, чертовски странными. В основном я держался особняком в домике у бассейна. Однако, поскольку продукты привозили целыми грузовиками, Бри всегда приглашала нас на ужин. Точнее, это было не столько приглашение, сколько требование.
– Ужин будет готов к шести. Приходи, чтобы я знала, что ты не сошел с ума и не напился до потери пульса, оставив меня с тремя детьми младше шести лет и еще одними похоронами, за которые я должна отвечать.
О, эта женщина умела подбирать слова. И подумать только, это ведь я считался автором песен. Опять же ее выбор слов был просто способом справляться с горем, а ее прямолинейность вносила хоть каплю нормальности в мое хаотичное существование.
Во время первого ужина мы ели в тишине. Ну, ели – это громко сказано. Я кормил Луну из бутылочки, глядя на пасту, которую заказала секретарша Роба. Бри сидела рядом со стульчиком для кормления Мэдисон, скармливая ей еду из нетронутой тарелки.
Во второй раз она молча проплакала весь ужин, носясь по кухне и находя любой предлог, чтобы избежать пристального взгляда Ашера. Я попытался отвлечь его вопросами о его дне рождения,