– Иными словами, не могло ли быть у Мариночки мужчины кроме меня? – сам сформулировал затруднительную тонкость Алькевич.
– Можно выразиться и так.
– Как бы правильно сказать, – пощипал Алькевич щетину на подбородке. – Не вправе оскорблять память о Мариночке пошлыми предположениями… Хотя я простил бы ей, что угодно. И ради возмездия убийце, я бы сподобился на полное откровение. И, тем не менее, я не располагаю хоть чем-то, что давало бы мне право заподозрить её в неверности. Опять же… Она была постоянно в гуще внимания. Она – средоточие мужских желаний. Не то, чтобы… Вы же взрослые люди и понимаете, что истина открыта одному Богу…, – и Алькевич вымученно и жалко скривил губы.
– Борис Семёнович, у меня к вам будет одна просьба, – сказал Подлужный, вставая из-за стола и тем самым давая знать, что аудиенция близится к концу.
– Да-да! – сходу отреагировал тот, также поднимаясь на ноги.
– У меня заведено правило: по неочевидным убийствам надлежит понять характеры и жертвы, и преступника. Зачастую данная мера что-то даёт. Поэтому, сколь ни покажется вам это необычным, мне не мешало бы побывать у вас дома, посмотреть комнату Марины Германовны, её вещи. Составить о ней более полное представление, одним словом.
– Принято. Ноу проблем, – заверил его Алькевич. – Как только вымучаю траурные… Эти… И милости прошу. Я на вас выйду.
3
Пока Бойцов устанавливал личность угонщиков и принадлежность «Волги», обнаруженной в лесопарковой зоне Индустриального района, а Алькевич занимался похоронными делами, у Подлужного возник вынужденный простой по факту нераскрытого убийства. Зато он выкроил «энную» часть времени на расшифровку «криптограммы» «Воловой-Платунова». Ключевая фраза девушки: «Забоялась. Может у них так принято», – навела следователя на идею, реализация которой сулила раскрыть новые горизонты.
Алексей скептически относился к версии, что в вытрезвителе сформировалось преступное сообщество «любителей клубнички» – не то учреждение. Это не деньги «нашару тырить». А вот у Волового действительно могло быть «так принято».
Вместе с тем, исполнение изобличающего замысла требовало адских затрат: равносильных труду старателя на истощённом золотоносном прииске. Вступала в действие испытанная следовательская мудрость: «Шире берёшь – глубже копнёшь». И к определению объёмов «изысканий» Алексей и приступил.
Целый день он усердно, подобно суслику в целинной залежи, копался в кипе документов, изъятых в медвытрезвителе. То были журналы дежурств и протоколы о помещении граждан на вытрезвление. Коли специфическое учреждение для сержанта Волового стало местом службы с 11 августа 1981 года, значит, установленная дата и являлась той точкой отсчёта, с которой предстояло подвергнуть ревизии часть его автобиографии. Своеобразие поступков следователя, отчасти, в том и заключается, что