Мои воровские аппетиты на этом не закончились: заодно прихватил у Сэма лёгкую куртку из плащевой ткани. Лучше быть одетым не по сезону тепло, чем не по сезону легко, – это меньше привлекает внимание.
Из гаража я выбрался почти бесшумно и по дороге на краденом форде проехал не торопясь, степенно, с одними подфарниками. Человек возле машин захотел на меня взглянуть и сделал шаг вперёд, преграждая мне путь и пригибаясь к окну. Я, тоже склонив голову, успел рассмотреть шагнувшего. Сэр Малкольм Харт собственной персоной, начальник отдела Восточной Европы Службы безопасности MI5 Её Величества. Заочно, по фото и видео, я был с ним знаком, как и с некоторыми другими сотрудниками контрразведки, которые, словно герои труда с Доски почёта, глядели на меня из глубин памяти. Харт – фигура значительная, противник матёрый и беспощадный. Приглядевшись, он увидел лишь кокарду и погон боцмана. Я же, не снижая скорости, проехал мимо своего семейного дома. Окна светились теперь и в детской.
Через два поворота, уже выезжая на трассу в сторону Лондона, среди летящих мне навстречу полицейских машин я заметил и ту, на боку которой было написано «кинологическая служба».
Похоже, первый круг оцепления преодолеть удалось.
* * *
Машина с военно-морским мундиром была брошена за три квартала до вокзала Ватерлоо. Её, разумеется, найдут, выяснят имя хозяина и, помотав нервы, вернут ему вместе с мундиром. Военно-морская карьера промелькнула как сон. В вокзал я входил уже штатским. Путь мой лежал не к перронам и кассам, а в бюро забытых вещей. Среди забытого и невостребованного всегда отыщется что-нибудь полезное, особенно если ты сам это «что-нибудь» сюда и сдал.
В бюро был припрятан второй тревожный пакет. Три года назад я отнёс сюда сборник православных псалмов на греческом языке. Специально подобрал такую книжку, чтоб у служащего не возникло соблазна толкнуть её букинисту. Во-первых, незнакомый язык, чужая вера, да и вообще предмет культа – мало ли что за это будет на том свете? Раз в три-четыре месяца я заходил сюда, проверяя сохранность моей книжечки. Каждый раз спрашивал, не приносили ли трактат Савонаролы «О вдовьей жизни» 1491 года издания на старолатинском языке. И всегда выносили мой тайник, в задней обложке которого спрятано восемь купюр по пятьдесят фунтов и четыре по двести евро, да ещё греческий паспорт на имя Никоса Триколиноса, человека подходящего возраста. Сумма в целом копеечная, далеко с такой не уйдёшь, но больше в обложку не вклеивалось.
– Чем вы можете подтвердить, что это ваша книжка? – спросил служащий.
– Только этим, – ответил я, протягивая ему пять фунтов, которые нашёл во внутреннем кармане парадного мундира Сэма Брукса. Эти пять фунтов были единственным приятным сюрпризом за сегодняшний вечер – если, конечно, без четверти три считать ещё вечером.
Переложив паспорт и деньги