Вот и тогда я сперва подумал, а затем побежал. Пока думал, потерял бесценные секунды и не вытащил тревожный пакет из тайника.
* * *
Сообщение о провале пришло в один час пятьдесят девять минут с секундами по Гринвичу. Мобильный пискнул, принимая СМС-сообщение, и затих. Я открыл глаза. Такой писк возможен только при самом экстренном сигнале. В текст можно не заглядывать. Но я всё же прочёл. Обычное предложение от телефонной компании: «Новый тариф для бизнесменов…» Но в слове «тариф» три «f». Всё ясно: это провал. Надо уходить. Через секунду раздумий поднялся, смахнул с тумбочки у изголовья бумажник, документы, часы, ключи, схватил джинсы с рубахой и стал спускаться.
– Ты куда, Томми? – сонно спросила жена, не поднимая головы.
– Отлить. Спи, – ответил на ходу, надеясь, что она и впрямь сразу уснёт.
– Ночью? Что-то рано… – пробурчала Бетти и действительно уснула.
«Что именно рано? – думал я уже на бегу. – В два по Гринвичу? Или в тридцать один? В Москве, на родине, начало шестого, к рассвету дело, а лет мне, считай, уже пятый десяток».
Ещё несколько секунд потратил на сентиментальность – заглянул в комнату сыновей. Майкл спал на животе, как я, а Антуан свернулся калачом, по-мамашиному. Скоро ли увижу моих Мишку и Антошку, как я называл их только в мыслях? Тайник во дворе, у заднего крыльца. Плотный чёрный пакет с двадцатью тысячами фунтов, десятью тысячами евро, двумя кредитками и годовым авиабилетом с открытой датой в город Шаннон, Ирландия, лежит под плитой садовой дорожки, ведущей к навесу для барбекю. Самое ценное там, конечно же, авиабилет. Суть его ценности – в совсем крошечной, практически не меняющей звучания фамилии опечатке. Какая разница – Кук или Коук? Ясно же, что бронировали по телефону с голоса. С таким билетом можно запросто вылететь в Шаннон ближайшим рейсом главной британской авиакомпании – хоть из Хитроу, хоть из Гатвика. Искать ведь будут не понимающие опечаток компьютеры – среди пассажиров, только что купивших билеты. А задёрганная девушка на стойке регистрации вряд ли обратит внимание на такую мелочь, как лишняя «о».
В метре от тайника, за бордюрным камнем, словно забытый, припрятан ржавый гвоздодёр. Им удобно поддеть и приподнять плиту дорожки. На всё про всё пять секунд, потом в машину, через пару километров пересесть в такси и гнать в аэропорт. Давно продуманный алгоритм действий: провал – тайник – аэропорт – ближайший рейс – пересадка в любую североафриканскую или ближневосточную столицу, а там и до родины рукой подать. День-два поживу при посольстве, пока документы не подбросят, поброжу по магазинам, куплю подарков, да и одежонки себе, ведь совсем налегке вылетаю. Бабки есть…
Гвоздодёра на месте не оказалось, и на расстоянии взгляда ни его, ни другого предмета для вскрытия тайника не обнаружилось. Видать, садовник, падла, который последние шесть месяцев дважды в неделю по полдня за восемь фунтов в час как неживой занимался нашей живой изгородью, газоном и клумбой, споткнулся о гвоздодёр, ругнулся при моих детях и отнёс его к другим инструментам. Вот уж от кого-кого, но от этого бездельника такой прыти не ожидалось. Свей в клумбе гнездо семейство птеродактилей, он бы, уверен, и пальцем не пошевелил. Яйца, конечно же, сожрал бы без соли, скорлупу за изгородь выбросил и уселся покурить, стряхивая пепел в мою кроссовку.
Расшатать плиту не получилось – сидела крепко.
Из-за поворота с Чобхем-роуд в наш переулок свернула машина, и, кажется, даже не одна. Огни фар приближались. В такое время здесь, в северной части Уокинга, графство Суррей, могут проехать лишь двое местных: миссис Айрис Мемфис, соломенная вдова в возрасте «ягодка опять» из дома номер четырнадцать, и отставной боцман Сэм Брукс из девятого, беспощадно пьющий. Айрис сейчас дома, сам видел, как в двадцать три в халате и бигуди она выгуляла левретку и закрылась на задвижку. А отставной боцман позавчера укатил поездом в Манчестер на раздел имущества почившего дяди Питера. Уезжая, Сэм сказал мне, вероятно, считая меня единственным в переулке другом, что хоть и достанется от дяди Питера несправедливо мало, но управиться быстрее, чем за два месяца, никак не удастся. Я не стал уточнять, какой смысл вкладывает Сэм в слово «управиться», полагая, что это означает «пропить». Зная способности и размах Сэма, я бы не стал соглашаться с тезисом о ничтожности его доли в наследстве.
Нет, машины явно везут тех, у кого дела именно ко мне. Оставив в покое плиту, а вместе с ней и надежду завладеть пакетом, я перемахнул через изгородь на соседний, седьмой участок, принадлежавший престарелой чете Паркеров. Паркеры никогда не внушали мне доверия. Мне казалось, что по вечерам эти угрюмые личности включают магнитофон с записью двойного переливчатого храпа и садятся у окошка следить за происходящем в моём доме. Их двор – голая местность, не способная укрыть от преследования. Машины уже тормозили у калитки, когда я перебрался на следующий, девятый участок – племянника так кстати умершего дяди.
Приехавшие, шестеро мужчин – их можно было пересчитать из-за кустов паркеровской изгороди, – разделились. Двое обошли дом. Трое, намереваясь войти, поднялись на крыльцо. Один остался возле машин. В окнах