С другой стороны, донесения российского консула Семена Аврамова рисовали картину разложения шахской армии, бессилия правительства, которое рассчитывало в борьбе с мятежниками только на помощь самих же горских князей и Вахтанга VI, и давали неутешительный прогноз: «Персидское государство вконец разоряется и пропадает»[97]. Осенью 1721 года повстанцы Дауд-бека разгромили силы гянджинского и ереванского ханов и осадили Гянджу[98].
Призывая Петра I в поход, Волынский от кабардинских князей уже знал, что Хаджи-Дауд и Сурхай-хан через крымского хана обратились к турецкому султану, «чтобы он их принял под свою протекцию и прислал бы свои войска для охранения Шемахи». Но губернатора это не пугало, хотя ему и не было известно, что посланцев Дауда в Стамбуле встретили милостиво, но отпустили без определенного ответа[99]. Он логично полагал, что Дауду и Сурхаю «надобно сыскать безопасный и основательный фундамент», а потому «они, конечно, будут искать протекции турецкой», тем более важно было опередить турок. Едва ли стоит объяснять колебания «ребелизантов персидских» сугубо «классовыми и национально-религиозными интересами феодалов-суннитов». После учиненного в Шемахе разгрома рассчитывать на поддержку российских властей им уже не приходилось. Устремления же Волынского отражали имперские черты внешней политики России в ее крайнем, так сказать, «кавалерийском» проявлении, но вместе с тем учитывали реальный кризис системы международных отношений в регионе.
«Фундамент» относительной кавказской стабильности базировался на утвердившемся без малого сто лет назад, по договору 1639 года, разделе сфер влияния Османской Турции и Сефевидского Ирана. Быстрое ослабление Ирана и наметившийся интерес России к восточным делам разрушал баланс сил и заставлял политиков действовать, а многочисленные местные государственные образования и общины – выбирать политическую ориентацию. Позднее Хаджи-Дауд и Сурхай-хан станут одними из самых упорных противников российской «протекции» над Дагестаном и головной болью для русской военной администрации. Но в это время их действия позволили Петру I выступать в качестве гаранта наведения порядка в крае против «бунтовщиков шахова величества».
Сторонниками России в это время являлись тарковский шамхал Адиль-Гирей и аксаевский правитель. Северокумыкские (эндереевские) владетели находились вблизи российской границы, но враждовали с кабардинцами, считавшими себя царскими подданными. Буйнакский владетель Муртуза-Али, ранее получавший жалованье из российской казны на правах старшего представителя рода, соперничал с шамхалом Адиль-Гиреем и занимал по отношению к русским скорее враждебную позицию, как и казанищенский владетель Умалат. Находившийся под влиянием кайтагского уцмия утамышский правитель Султан Махмуд позволил себе напасть на российское посольство – отряд А. Лопухина