«Мы несём ответственность за тех, кого приручили… Какая ирония…»
– Простите, хайвенгруппенфюрер, н-но мы лучше пойдём. Мы все приносим глубочайшие извинения и…
Лава в душе остывала, отбрасывала тлеющие угли былой веры в справедливость. Каждое следующее бессмысленное слово офицера было ударом кнута, что вышибал из легких остатки воздуха, пока я прожигал взглядом окровавленную пародию на человека. Я чувствовал, как внутри затухает первобытная ярость. Благородное, возвышенное – сгорело дотла, поглотило адское пламя истинного гнева.
Я хотел убить всех присутствующих, но понимал, что это того не стоило. Сама судьба стояла на моей стороне. Не каждому было дано избежать смерти дважды за ночь. В голове заиграла знакомая музыка.
Я посмотрел на костяшки рук, они оказались окровавлены и стёрты, но боль не прожигала разум, а наоборот приносила облегчение. Полиция постепенно ушла и забрала с собой тела.
«Горничная придёт только завтра…» – пришлось укладываться спать с запахом крови у носа.
Я лег в постель и тихо, совсем незаметно пролил слезу безысходности. С самого рождения я шёл до конца. Таков был долг настоящего мужчины.
Шум листвы убаюкивал истерзанную душу. Я медленно провалился в сон.
«Ты забыла свой медальон, глупышка…»
Часть 1. Глава 3
Смерть беззащитных, невинных существ всегда вызывала внутри тотальное негодование и отвращение. Я – воин до глубины души, никогда не мог смириться с той несправедливостью, что забирала жизни у слабых и незащищённых. Каждый раз, когда приходилось сталкиваться с подобным, сердце сжималось от гнева и боли. Я чувствовал, что медленно сгниваю заживо, когда невинная или беззащитная душа покидала наш мир.
Да… Я был убийцей. Массовым убийцей, но смерть на поле боя, в честном противостоянии, где каждый был защищен бронёй и оружием и принимал правила конфликта, казалась священной. В акте войны я видел проявление высшей воли, что решала, кто достоин жить, а кто должен уступить место другим.
«Нас всех ждёт смерть, так почему бы не умереть с честью?»
Я проснулся от дразнящих солнечных лучей, что пробивались сквозь шторы спальни, и открыл глаза. Утренний свет играл на закопченных обоях, отбрасывал причудливые тени. Тело казалось чужим. Каждое движение отдавалось болью.
В дверь негромко постучали. Я вздрогнул, когда на порог вошла Грета.
Испуганный взгляд устремился к большим бурым пятнам. Неожиданно обычно румяное лицо горничной стало бледным. Она ахнула и не желала верить своим глазам. Невинная молодая девушка сжимала в руках скомканную тряпку, как оберег от злых сил и неожиданно заговорила со мной вместо того, чтобы убежать.
– Г-господин, – женственный голос дрожал, как ветка на ветру. – Что тут произошло…
Вдруг воспоминания разрушающей мощью обрушились