Затем они уселись за стол для совещаний. Фелиция перед своим ноутбуком, жертва преступления сбоку от нее, так близко, что она могла слышать ее дыхание и чувствовать страх, излучаемый ее телом. Анника Карлссон расположилась сбоку от стола, откуда ей было хорошо видно выражение глаз Фриды и фотографию, на которую та смотрела.
«И как мне описать тебя? – подумала Фелиция. – Средних лет, заурядная, как с точки зрения внешности, так и одежды. Впрочем, не сейчас, когда перед собой видишь женщину, в любой момент способную потерять контроль над собой».
– Хорошо, – сказала она, – тогда мы начинаем. Старайся смотреть как можно внимательнее. Нам некуда спешить, и достаточно только покачать головой, если захочешь, чтобы я перешла к следующему фото. Если же узнаешь кого-нибудь или возникнет желание рассмотреть его подробнее, просто скажи об этом.
– Хорошо, – ответила Фрида, прижав левую руку тыльной стороной к губам.
На первые фотографии она реагировала очень быстро, практически сразу же качая головой, но чем больше снимков Фелиция выводила на экран, тем труднее жертве преступления было смотреть на них.
«Как, черт возьми, она справится со всеми ста двадцатью?» – подумала Анника Карлссон, и в то самое мгновение увидела вожделенную реакцию в глазах защитницы животных. Кроме того, та сама подтвердила ее догадку.
– Это он! – воскликнула Фрида Фриденсдаль и закрыла лицо руками. – Боже, уберите его. – Я прошу, уберите его! – закричала она, резко поднялась, повернулась спиной к компьютеру и внезапно зарыдала так, что затряслись спина и плечи.
– Номер 25, – сказала Анника Карлссон, а поскольку она не даром получала зарплату, ей не понадобилась помощь Фелиции, чтобы узнать человека на фотографии. – Ангел Гарсия Гомез, – констатировала она и подумала: «Будь это лотерея, более счастливого жребия трудно было бы пожелать».
Фелиция тоже узнала его. Не потому что видела когда-то вживую, а в силу проделанной предыдущим вечером работы и благодаря своей отличной памяти.
Ангел Гарсия Гомез, припомнила Фелиция. Сын иммигрантов, чья мать-чилийка приехала сюда как политическая беженка в начале семидесятых, отец неизвестен. Гомезу тридцати пяти лет от роду, и в кругах, где проводит время, он известен как Эль Локо, Псих. Почему парня так называют, она задумалась еще когда скачивала его данные в свой компьютер, поскольку ни в одном из регистров не нашлось вразумительного ответа на этот вопрос. Вдобавок он отлично выглядел, даже едва заметно улыбался в объектив полицейской камеры, когда его снимали. И по сравнению с прочей компанией прегрешения Гомеза перед законом были не так уж и велики – почти никакие обвинения против него не удалось доказать.
На все у них ушло полчаса, потребовалось также некоторое количество бумажных носовых платков, сестринское участие и слова утешения, чтобы хоть как-то успокоить их пострадавшую. А справившись с этой задачей, они поняли, что их расследование фактически закончилось.
Фрида