Они дали понять, что вы будете видеться не просто с сотрудниками КГБ, а конкретно с этими двоими? Они подразумевали именно это?
Хороший вопрос. Вряд ли ко мне приставили только этих двоих сотрудников. Уверен, были и другие. Владимир и Николай подразумевали: вы будете видеться с сотрудниками органов безопасности, с сотрудниками КГБ.
Но в Киеве у вас состоялась встреча с теми же двоими сотрудниками КГБ.
Да, с теми же самыми. Они пытались вести себя почти по-дружески – пожалуй, так вполне можно сказать. Они заехали за мной в гостиницу и отвезли меня куда-то, в очень уютную комнату, и коньяк у них был отменный. Не помню, была ли какая-то еда – возможно, была. Но дело было вечером, и они разлили коньяк по рюмкам, и мне запомнилась фраза: «Ну-с, по нашему наполовину устоявшемуся обычаю, позвольте нам…» – намек, что теперь мы почти наполовину друзья. Мне кажется, они, возможно, подразумевали под этим, что прониклись ко мне симпатией. Разумеется, вполне возможно, что они просто были хорошими актерами и в глубине души, пожалуй, по-прежнему питали ко мне недоверие или подозрение.
Логичнее всего предположить: они надеялись за коньяком и разговорами выудить из вас больше информации, чем сумели выудить окриками и угрозами.
Вполне вероятно, это входило в их намерения, но не припомню, чтобы в Киеве они выудили у меня какую-то дополнительную информацию. А ведь они могли бы задать вопросы о массе разных вещей, но и в этот раз, как и в Ленинграде, не задали.
Но в любом случае на сей раз они запугивали вас не так усердно.
Откровенно говоря, киевский допрос я не назвал бы неприятным – он был почти приятным. Я выпил их коньяка, совсем немножко, остерегаясь захмелеть. И в определенный момент кто-то из них – кажется, тот, что был помоложе, – сказал: «А я, знаете ли, женат. Моей дочери одиннадцать лет». Он сказал мне, как ее зовут. И принялся почти лирично рассказывать о том, какая она маленькая и невинная. Она ничего не знала о том, чем занимается ее отец, – возможно, и хорошо, что не знала.
Но теперь я размышляю вот над чем: Владимир и Николай знали о моих встречах с Бродским в Ленинграде в 1967 и 1968 годах, так почему же они не распорядились обыскать меня, когда вскоре после той киевской встречи я вылетал из московского аэропорта в Амстердам? Возможно ли следующее объяснение: на деле они пренебрегли своими обязанностями сотрудников КГБ и, в сущности, позволили мне вывезти рукописи за границу? Даже не знаю. Недавно я обсудил это с Джимом Сканланом из университета Огайо, и он тоже не знает, возможно ли такое объяснение.
Вы постоянно возвращаетесь к этому нюансу. Да, и впрямь странно. Почему они не взялись