Оригинал документа, заверенного министром Императорского двора графом В. Б. Фредериксом, был отмечен некоторыми странностями. Машинописный текст словно сполз вниз, едва оставив Николаю II и Фредериксу место для подписи. В левом верхнем углу значилось: «Ставка». В нижнем левом углу был указан г. Псков. Вверху посередине напечатано: «Начальнику Штаба». Создавалось впечатление, что сбежавший, но пойманный на полпути Верховный главнокомандующий был вынужден сдать должность своему начальнику штаба. Вероятно, смысл события в том и состоял: армейское командование под давлением неподвластных ему обстоятельств предпочло избавиться от своего бесполезного военного руководителя. Однако сдержать последующее развитие событий уже никто не мог.
В Могилев вернулась и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Вдвоем с «несчастным Ники» они плакали. Это выглядело житейски трогательно. Она считала, что ее сын был «неслыханно спокоен и величественен» в своем «ужасно унизительном положении».
Конечно, это было действительно «горестное свидание», за которым последовал скромный обед в присутствии дюжины приближенных. А 6 марта «прямо на глазах у Ники над Городской думой вывесили два огромных красных флага». Неудивительно, что и в наше время находятся люди, готовые лить бесполезные слезы по поводу того, что было предуготовлено безжалостной историей. Однако историк обязан бесстрастно соизмерять масштабы мировой истории с личными трагедиями.
Николай II не был ни злым, ни добрым человеком, он превращался в человека эмоционально бесцветного. В свое время его психика была травмирована деспотизмом отца настолько, что он уже не различал никаких альтернатив правления, предпочитая тупое следование прежним курсом, положившись скорее на божественное провидение, нежели на исполнителей собственной воли. Впрочем, воля также была подавлена и собственной неспособностью управлять динамично меняющейся империей, и общим недоумением перед глобальными вызовами. Он по сути сбежал от своей императорской миссии в личную жизнь (которая со временем сделала его еще более зависимым – с помощью собственной жены – человеком).
Относительно молодой, прекрасно выглядевший (хотя и «мелковатый») и даже лично обаятельный император внутренне становился «старым», практически недееспособным человеком. Он пассивно реагировал на вынужденные реформы, полагая, что это «временно». В сущности, он превратился в знак угасания не только монархической формы правления, но и самой империи. Друзей у него не было и не могло быть, были лишь немногие внешне преданные министры и околовластные «весельчаки», позволявшие житейски расслабиться.
Неудивительно, что за императора, покинувшего отнюдь не сломленную армию, не вступился почти никто. Генералам он оказался не нужен. Некоторое исключение составили лишь командир конного корпуса генерал-адъютант Г. Хан Нахичеванский и генерал-лейтенант граф Ф. А. Келлер, имевший репутацию «первой