Свицын возвращается и приказывает отбросить от домны веники, стружки и дрова. Никто не понимает, чего он хочет. Свицыну изменяет выдержка, и он кричит:
– Очистить площадку печи! Все вон! Все к черту!
Свицын приказывает сразу загружать домну коксом, потом тяжелой шихтой по рецепту литейных чугунов.
Французы со всех цехов собираются к печи. Они стоят поодаль, и никто не подходит к Свицыну. Он сам поднимает клапан горячего дутья. Французы бросаются к фурмам и без синих стекол приникают к глазкам. В ту же секунду Свицын видит – Пьерон отпрянул от глазка, как обожженный, повернулся и, не сказав ни слова, медленно пошел прочь. Свицын не может справиться с собой, у него дрожат от радости руки – он понимает, что кокс загорелся мгновенно. Через двадцать четыре часа печь выдала первую плавку – великолепный литейный чугун, марка ноль-ноль. В двадцать четыре часа Свицын стал знаменитостью. Он шел первым в списке директорского выпуска и первым сделал карьеру. Через три года после окончания института он получает две тысячи в месяц.
В пятом году на Брянском заводе дважды стреляли в директора. Его помощника убили. Пьерон удрал. Никто не соглашался занять пост директора Брянского завода.
Свицын не побоялся пуль. Оппозиционная интеллигенция собиралась в его квартире, как в салоне. Приставу он не подавал руки. Свицын дал понять правлению, что не откажется занять директорский пост. Он получил предложение и стал самым молодым директором Юга.
…Они сидят у стола друг против друга, Курако и Свицын, самые прославленные имена металлургического Юга. Пятый год сделал одного директором, другого ссыльным.
Свицын говорит:
– Вышло так, как я предсказывал. Правление отклонило ваш проект, как безудержную фантазию.
– Почему? – спрашивает Курако тихо.
Свицын видит, что Курако больно. Ему хочется что-то сказать в утешение.
– Михаил Константинович! Вы превосходный начальник доменного цеха. К чему портить себе жизнь? Россия сильна мужиком. У нас сколько угодно самых дешевых в мире рабочих рук, и нет оснований вкладывать капитал в дорогие механизмы. Вам сорок лет. Зачем вы мучаете себя пустяками?
– А когда руки не захотят задешево работать?
– Вы витаете в облаках, Михаил Константинович, я стою на земле. Мы не поймем друг друга.
– Я не останусь на заводе, – тихо говорит Курако.
Он встает и выходит из директорского кабинета. Дома ждут его Максименко и Макарычев.
– Я фантазер и дурак, – говорит Курако Макарычеву. – Ничего не вышло. Уйду к бельгийцам в Енакиево.
– Возьмите меня с собой, Михаил Константинович, – просит Макарычев.
Он знает – если