Чэн Мэйсинь не забыла, как в тот вечер, с трудом сдерживая скорбное негодование, она изо всех сил старалась услужить «дядюшке» ночь напролёт, наутро её усталое тело страшно болело, но она всё же сделала большой крюк, чтобы купить в «Кайсылине»[13] пирог с каштанами и принести его домой. В прошлом их семья всегда завтракала пирожными с молоком, вот и сейчас она хотела позавтракать именно так со всей семьёй. Проистекало это желание вовсе не от любви к младшему брату и сёстрам, она купила пирог ради себя самой. Обладавшая прежде богатствами и почестями и потерявшая всё, Чэн Мэйсинь шаг за шагом погружалась в пучину отчаяния, она готова была отдать жизнь, чтобы вернуть своё положение в обществе. Цена, которую она заплатила той ночью, казалась ей ничтожной.
С пирогом в руках Чэн Мэйсинь распахнула двери в столовую, одна из стен в которой была застеклена. Лучи восходящего солнца, проникая внутрь, освещали Чэн Фэнтая, озаряя его волосы и кожу, и от них будто исходило божественное сияние. Чэн Фэнтай в белой нижней рубашке сидел на столе, обхватив за талию кормилицу Чача-эр и прильнув лицом к её груди, совершенно неподвижный. Чэн Мэйсинь долгое время провела в оцепенении, глядя на них, и от поднявшейся внутри ярости её бросило в дрожь. Она там ублажает старика, молча снося унижение, а Чэн Фэнтай, её единственный младший брат, не то что не разделил с ней эту ношу, больше того – обжимается с кормилицей прямо у них дома! Что за бесстыжее отродье! Неужто она торговала телом ради того, чтобы он продолжал наслаждаться беззаботной жизнью барчука? Нет уж, так просто он не отделается!
Кормилица, едва завидев Чэн Мэйсинь, с пронзительным криком оттолкнула Чэн Фэнтая и выбежала прочь. Чэн Фэнтай в растерянности спрыгнул со стола, почувствовав себя ужасно неловко:
– Старшая сестрица…
Чэн Мэйсинь откашлялась и с вполне миролюбивой улыбкой поставила каштановый пирог на стол, назвав Чэн Фэнтая его английским именем:
– Edwin[14], проголодался? Вели слугам разогреть кукурузные хлопья, и пусть все приходят есть пирог.
За столом Чэн Мэйсинь размышляла, как бы ей выгодно пристроить младшего брата и сестёр. Сёстры ещё слишком малы, хоть и красивы, но продать их решительно невозможно. Младший брат очень красив, даже краше её, но вот жалость – он брат, а какой прок с мальчика? Чэн Мэйсинь перебирала в уме знакомых богачей со всего Китая, пока наконец не вспомнила об одном человеке на северной границе, человеке, который показался ей спасительной звездой.
Чэн Мэйсинь крепко стиснула руки Чэн Фэнтая и со слезами на глазах заговорила:
– Edwin, я подумала… я приглашу в Шанхай барышню Фань Сян-эр – твою невесту с севера. Вы поженитесь.
Чэн Фэнтай злобно нахмурился и едва не выплюнул молоко, потом хлопнул по столу:
– No way![15]
Чэн Мэйсинь снова притянула его к себе:
– Сестрица понимает, что барышня Фань намного