За дверью происходили какие-то шевеления и велись разговоры. Я обратил внимание на свою еще недавно белоснежную рубашку. Она вся покрылась серой пылью, кое-где собиравшейся в целые пятна, как плесень. Сразу возникло непреодолимое желание содрать ее и вымыться.
Вместе со мной из ванны вышли клубы пара. На моей кровати продолжали сидеть две гостьи, в ту же секунду опустившие головы, когда я предстал перед ними в одном полотенце.
– Дамы, кыш с кровати.
Они покорно отошли к окну. Я расслабился на своем ложе и взглянул на часы. Половина четвертого. Потратил целый день, чтобы не найти ничего, относящегося к делу, помимо жертв в моей комнате. По крайней мере, оставался еще вечер. Я потянулся за книгой.
– Почему мы здесь, с вами?! – спросила брюнетка Кэйтлин. В ее голосе слышались истеричные нотки. Несмотря на то, что левой ступни у нее не было, она ровно стояла на одной ноге, как если бы стояла на двух.
– Это я должен спросить, почему вы ко мне прицепились.
– Почему мы боимся вас больше, чем вы? – удивилась Элис. С ее вспоротого живота ничего не падало.
– Если вы пришли меня пугать, – я взял книгу и открыл ее на закладке, – то вам нужно в соседний номер. А теперь, попрошу вас всех замолчать, дождитесь своей очереди.
Мне хотелось молчать и слушать тишину. Я погрузился в чтение, изредка поглядывая на часы, дожидаясь шести часов, когда люди начнут собираться в барах. В один из таких я планировал выйти сегодня, и Джереми о моих планах знать не стоило. Грех не воспользоваться случаем, когда у меня такая маскировка.
Они терпеливо ждали целый час. Меня это насторожило, в особенности то, что вели они себя спокойно. Кейтлин и Элис в задумчивой тоске рассматривали кипящую жизнь за окном, перешептываясь между собой. Им удавалось что-то видеть и через пустые глазницы. Хоть они мне не особо-то и мешали, но их мысли громко отбивались от стен. Тяжело осознавать свою смерть. Еще сложнее, когда жизнь у тебя просто-напросто забрали. Невозможно принять ее, особенно когда она такая жуткая. Каждая не пришла к своему концу от старости, окруженная семьей и воспоминаниями о насыщенной только ее выборами жизни. Да, о некоторых сожалеешь, без этого никуда. Иначе зачем тогда жить?
Я поймал себя на мысли что читаю одну и ту же строчку десятый раз и не могу понять написанного. Теперь уже я ненароком разглядывал девушек, казалось, потерявших ко мне всякий интерес. Неожиданно, мне самому стало некомфортно находится в этой гнетущей тишине. Закрыл книгу так громко, что хлопок разнесся по всей комнате.
– Вы понимаете, что с вами?
Обе в испуге обернулись. Никто из них не хочет произнести это вслух. Веки каждой широко растянулись,