Востоке явился Бонифаций Монферратский. В изменении направления похода граф Риан видит один из эпизодов вековой борьбы папства и империи[227]. Своей руководящей ролью в походе Филипп унижал папу и его идею крестового похода; получив в восстановленном византийском императоре союзника, Филипп мог надеяться на успех в его борьбе с папством и своим соперником в Германии Оттоном Брауншвейгским[228]. Однако этой теории Риана был нанесен удар работой В.Г. Васильевского, который показал, что бегство царевича Алексея на Запад имело место не в 1204 году, как думали историки, а в 1202-м, так что для «сложной, издалека задуманной политической интриги» Филиппа не остается, пожалуй, места и времени; «немецкая интрига окажется, пожалуй, таким же призраком, как и венецианская»[229]. К этому надо прибавить добросовестное исследование француза Тессье (Tessier) о том же походе, где французский исследователь на основании разбора и оценки современных источников отрицает исключительную роль германского государя и возвращается к признанию наибольшего значения за рассказом Виллардуэна, т. е. возвращается к тому, что было господствующей точкой зрения до начала шестидесятых годов XIX века, т. е. к «теории случайностей». Тессье говорит, что Четвертый крестовый поход был французским крестовым походом и что завоевание Константинополя было не германским, не венецианским достижением, а французским[230]. Что же осталось из «теории преднамеренности» Риана? Осталось лишь то, что Филипп Швабский принимал участие в изменении направления похода и имел притязания, подобно Генриху VI, на Восточную империю; но источники не дают права утверждать, что какой-либо руководящий тонкий план, от которого зависела бы судьба всего похода, существовал.
В конце XIX века немецкий историк В. Норден, отрицая окончательно «теорию преднамеренности» и соглашаясь в принципе с «теорией случайностей», углубил последнюю и рассматривал Четвертый крестовый поход в рамках отношений Запада к Востоку, стараясь вскрыть внутреннюю связь между Четвертым походом и историей предшествующих ста пятидесяти лет[231]»
В результате в сложной истории Четвертого крестового похода действовали разнообразные силы, исходящие от папы, Венеции и германского государя на Западе и из внешних и внутренних условий Византии на Востоке. Все эти силы, переплетаясь между собой и влияя друг на друга, создали в высшей степени сложное явление, не вполне ясное в некоторых сторонах его и по настоящее время. «Это, – говорит французский историк Люшер, – никогда не будет известно, и у науки есть возможность