В 1582 году венецианская аристократия приняла стратегическое решение об установлении своего контроля за Голландией, которая являлась в то время одним из новых формирующихся «центров силы» Европы (альтернативные проекты, в конечном итоге потерпевшие поражение, рассматривали в качестве объекта приложения сил Ватикан и Испанию). Вместе с еврейскими купцами венецианцы открыли амстердамскую биржу, а в 1609 году амстердамский Wisselbank, «который контролировался 2 тыс. депозитариев и был главным в Европе до первых десятилетий XVIII в… когда пик Голландии в мировой торговле остался на полстолетия в прошлом» [101].
Венецианцы первыми признали Голландию в 1619 году, однако начавшаяся годом ранее Тридцатилетняя война убедительно продемонстрировала её уязвимость, совершенно неприемлемую для международного делового центра. Кроме того, в Голландии венецианцы вынуждены были конкурировать с опередившими их буквально на чуть-чуть евреями-марранами (криптоиудеями), бежавшими туда из Испании и Португалии в конце XVI века. «Единственной альтернативой Голландии была Англия – мало того, что остров…, но государство с… потенцией превращения в ядро североатлантической мир-экономики. К тому же. Англия была уже подготовлена венецианцами в качестве запасной площадки – они работали над этим с конца 1520-х годов.» [101].
Венецианские финансисты (вместе с еврейскими банкирскими домами, в которых они со временем растворились, а также французскими беженцами-гугенотами, уже в конце XVII века «правившими бал» в финансовой жизни Лондона [28]), оказали колоссальное оцивилизовывающее воздействие на английскую элиту. Однако они оплодотворили косную и некультурную среду «новых дворян» не только богатейшей и изощреннейшей политической и интеллектуальной традицией Венеции (не говоря уже о традиции иудаизма), но и четким до примитивности пониманием насущных потребностей торговли и в целом предпринимательства.
О глубине преобразования ими (и объективными требованиями того периода истории) Англии свидетельствует стремительное и драматическое изменение английского языка, за какие-то сто лет превратившегося из богатого и изысканного языка Шекспира в идеально упрощенный язык торговли и управления – и ничто более.
Вместе с тем процесс переноса центра деловой активности из Венеции в Голландию и, далее, в Англию выражал качественный, революционный переход: формирование мирового рынка, объемлющего и подчинявшего себе европейский. В силу этого процесса капиталы, бывшие в Венеции ещё европейской силой, к тому времени, когда они обосновались, наконец, в Лондоне, превратились