Самым поразительным оказался тот факт, что мечтатели и фантазеры оказались правы. А марксисты, прагматики и реалисты, готовые строить новое общество «здесь и сейчас», оказались романтиками и утопистами. Мемуары Голды Меир поражают полным отсутствием тревожности и рефлексии. Сколько великих замыслов сгубили тревожность и рефлексия: это абсурд, это немыслимо, это не может получиться, потому что это не получится никогда. А непробиваемая уверенность в своих силах и правильности собственного выбора, ясное дело, свойственна недалеким людям.
Но Голда Меир, невпечатлительная американская учительница, состоящая в счастливом браке, женщина, которой светило благополучное будущее на Восточном побережье США, покинула спокойную Америку ради иссушенной солнцем Палестины. Ее образованный муж тосковал и рефлексировал. А Голда Меир, не теряя присутствия духа, занималась сельским хозяйством, ухаживала за скотом. И была счастлива. Потом так же невозмутимо она занималась политическим строительством нового государства. Так же легко и верно, не дергаясь и излишне не ковыряясь, она правильно действовала и давала верные оценки людям и событиям. А в то же время мой прадед мечтал о новом справедливом государстве здесь и сейчас. В России. В стране, которая была знакома и любима. Да и находилась под рукой.
В самом деле, зачем строить что-то новое в пустыне, на чужой земле, если можно просто отремонтировать сломанные политические механизмы на родине – не исторической, а той, где тихо и безропотно стирал талесы его малограмотный, косный и фанатичный отец?
Членство в ВКП(б) вдохновило прадеда, который до 1917 года как революционер пребывал на полулегальном положении, на профессиональные подвиги в области народного просвещения.
Сегодня весьма успешной могла бы стать книга, начинающаяся словами: «В нашей семье религиозную традицию соблюдали всегда. Помню, как каждый вечер пятницы мы совершали молитву». Можно было бы изобразить предков, которые пострадали за веру. И трогательного дедушку, который на заявление внучки-пионерки о том, что бога нет, кротко погладит ее по голове узловатыми пальцами и скажет: «Говори как хочешь, мое дитя, придет время, и ты сама все поймешь».
Дедушка религию и духовенство люто ненавидел.
Так что его хватил бы инфаркт, если бы он узнал, что я уверовала в бога. Любую церковь любой конфессии он считал коммерческим проектом, притом весьма опасным для общества.
– Дать полную свободу религии – это выпустить джинна из бутылки, – говаривал он.
А все началось с Якова и паров серы, которые убивали его семью при полном попустительстве ее главы.
Кроме ненависти к религии, прадед внушил ему еще одну важную мысль, которая звучит просто: знание, наука и просвещение – панацея от всех несчастий и пороков человечества.
До сих пор не знаю, что спасет нас, глупых,